Шрифт:
LXIV.
ВНУЧКА
Молитву лепеча в мерцаньи робкой свечки, Она доверчиво глядит на образа: Совсем по-взрослому задумчивы глаза И нимбом золотым дрожат кудрей колечки. А днем раздолье ей в лесу, в лучах, у речки, Всё веселит – цветок, и гриб, и стрекоза. Да вдруг припустит вскачь, размашисто борза, Как жеребеночек, не ведавший уздечки. На зависть, право, прыть у этих непосед! Но истинно сказал безвестный сердцевед, Что чистая душа и радость – неразлучки. Невмочь уж мне бежать за быстроногой вслед, Но смех ее во мне, и ясным счастьем внучки, Как светом солнечным, согрет усталый дед. LXV.
ЗАБВЕНЬЕ
Не Ангел Смерти ли нисходит в те мгновенья! Вдруг кто-то мне смежит легко глаза рукой, По телу разольет неведомый покой И сердце погрузит в затон отдохновенья. Не мертвенный застой, а тишь без дуновенья, Где время не журчит бессонною рекой: Ни помыслов, ни чувств, ни тягости плотской На крыльях ласковых живого всезабвенья. Не так ли, в должный миг, придет и смерть моя… Погаснет внешний мир. Сольюсь навеки я – Свободный вновь – со всем, что было, есть и будет. И, как вкусившая целебного питья, В безгрезном вечном сне душа себя забудет, Росинкой растворясь в пучине бытия. LXVI.
ПЕРЕД ГРОЗОЙ
Топорщась, воробьи купаются в пыли, Сквозь дымку солнце жжет, пылая рдяным шаром, И духота гнетет недвижным банным паром, И грузны облака, как с мельницы кули. Попряталось зверье. Цветы изнемогли… Грозу зачуял лес с тревогой в сердце старом… Вот шумно вихрь прошел. Вот гром глухим ударом Сорвался с высоты и катится вдали. В смятении земля, измученная зноем. И тучи черные с серебряным подбоем, Дымясь и грохоча, грядой идут на нас. Так конница гремит, смыкаясь тяжким строем, Чтоб с грозным топотом, блестя стеной кирас, Промчаться по полю, охваченному боем. LXVII.
LAMBWOOL
Евгению Александровичу Этгес
Lambwool– напиток старой Англии.
Как славно отдохнуть в таверне придорожной Под полночь всаднику, продрогшему в метель. Служанка сонная ушла стелить постель, Трактирщик угли вздул. Камин трещит тревожно. «Озяб, хозяин, я. Согреть бы глотку!..» – «Можно!..» В огромной кружке он запенил крепкий эль, Нескупо рому влил и яблочный кисель, Крутой, как шерсть овцы, вмешав, растер надежно. А кочерга уже нагрета докрасна. В сосуд ее конец! Скорей! – Шипит она, – Напиток закипел, повеяв пряным паром. И гость неспешно пьет заветный взвар до дна; Горячие глотки в крови текут пожаром… Глаза слипаются… Тепло… И тишина. LXVIII.
ВСЁ К ЛУЧШЕМУ
«Всё к лучшему… в конце», – по мудрости китайской. Мне память шепчет вновь минувшего рассказ, И мертвые цветы давно безводных ваз Я оживляю вновь с заботою хозяйской. Всё знал когда-то я, моей порою майской, – Любовь, любви тоску, и ласку милых глаз, И ложный их обет… Как много-много раз За счастьем гнался я, за мнимой птицей райской. Ошибкам горестным, обманам нет числа… И где ж печаль о них? Душа не помнит зла, Как повести чужой в давно прочтенной книге. Но, незабвенная, доныне так светла И радостна мечта о том внезапном миге, Когда ты в жизнь мою нежданная вошла. LXIX.
В ЛЕСУ
Прогрета полднем тишь под зеленью сквозной, Лишь треск кузнечиков дрожит, как звон протяжный; Здесь – рдеют ягоды, там – папоротник важный, Лоснясь, красуется листвою вырезной. Вдруг дятел простучит; внизу под крутизной Испуганный олень встревожит лист овражный – И тишина опять. И снова дремлет влажный, Дыханьем пряных трав отягощенный зной. Природы творческой надежный заповедник, Все тайны знает лес, как старец-собеседник, С глазами светлыми и ласковым лицом. Безмолвных скитников нечаянный наследник, К их счастью близок я: меж мною и Творцом Весь чудный мир Его – приветливый посредник. LXX.
ЗАПРЕСТОЛЬНЫЙ ОБРАЗ
Памяти Андрея Николаевича Авинова
Зиждитель Саваоф с единородным Сыном, Его же Царствию не будет ввек конца, И над престолом Их, сходящий от Отца, Животворящий Дух в обличьи голубином. Несчетный сонм миров Им служит стройным чином, И славит песнь стихий Владыку и Творца Немолчно в рыке льва, в мычании тельца, И в голосе людском, и в клекоте орлином. Молебно предстоит собор Бесплотных Сил, Возносят Ангелы лазурный дым кадил, Укрывшись крыльями пред славою Господней. И горние небес надежно оградил Мечом пылающим от козней преисподней Лучистых ратей вождь – Архангел Михаил. LXXI.
ПАРАБРАМА
Всё – призрак. Эта явь – лишь в хаосе затон, Где отраженный мир – миражей прохожденье… Вселенная – мечта, и всё в ней – наважденье, Плывущий медленно далекий мнимый звон. Цветущая земля, прозрачный небосклон, Я сам, моя любовь, и боль, и наслажденье, И творческая страсть – как эхо, порожденье Зеркальной пустоты… Непостижимый сон… Он не во мне рожден. Нет, Кто-то высший, вечный, В блаженных грезах ткет, как путь лучистый, млечный, Зиждительную мысль в поток живых картин. И в недрах вечности их отсвет быстротечный Скользит, как марево… Что это – миг один? Иль забытье веков – наш жребий бесконечный?..