— Я чуда не заказывала. Так что иди к своей сестре и удивляй. И свободного места для ночлега у нас нет.

— А мне много места и не надо. Ты там, в калидоре какую-нибудь пальтушку мне брось и хватит.

Его настырность начинала злить Зою.

— Для особо сообразительных повторяю: на постой мы никого не пускаем. Коридоры у нас не для ночлега. И для чужих людей места у нас нет.

— Ну, так выходи за меня — стану родственником. Одену, как купчиху. Все обзавидуются. За мной горя не будешь знать.

— Притормози, дальнобойщик. Я же тебе, кажется, сказала: ты мне — не пара. Что еще не ясно?

— Зойка, ты сама призналась, что я тебе понравился. Про Винни-Пуха я шутку понял. Ты мне будешь век благодарна…

— Федор, у меня нет попугая, чтобы он специально для тебя повторял одну и ту же фразу. Я смогу быть благодарной тебе, только если ты сейчас же уйдешь. Уходи, ради Бога.

— Зойка, — вдруг хохотнул он, — я слышал, что твой квартирант чуть было не утоп. Чего же ты так плохо за ним следишь?

— Так вот это чьих рук дело! Ох, лучше бы, Федя, тебе этого не говорить.

— Ну, и чего ты мне сделаешь? — осклабился он. — Может, в объятьях задушишь?

— Сейчас я удовлетворю твое любопытство!

Вбежав в коридор, Зоя начала срывать с вбитых в стены гвоздей целые гирлянды верхней одежды. «Вот оно где!» — обрадовалась она. В самом углу стволами вниз висело дедово ружьё. Зоя рванула двустволку с гвоздя, переломила ее. В левом стволе желтел патрон.

Из-за куцей занавески выглянула во двор. Федор стоял посреди двора. «Вот нахалюга!» С ружьем в руках она вышла во двор. Глаза Федора округлились.

— Ты это… чего?

— Запоминай, Федя, последний раз тебе говорю. Во-первых, я тебе не пара. Во-вторых, места у меня в доме для всякой подзаборной пьяни никогда не было и не будет. И последнее: если ты еще раз сунешься в наш двор, я из тебя сделаю дырявое чучело.

— Ты чего, Николаевна, умом повредилась?

— А теперь, Федя, уноси ноги по добру по здорову.

— Да, знаю я тебя. Хочешь на испуг взять? Не выйдет. У твоего деда патронов-то отродясь не было. Ты загляни в ружье — оно давно ржавчиной заросло.

— Федор, мое терпение на исходе. У тебя на всё — пять секунд. А это — последнее предупреждение.

И она, взяв левее, нажала на курок. Сноп огня оглушительно ударил в землю. По всей округе мгновенно всполошились собаки. Федор попятился.

— Ты что это делаешь? — истошно завопил он. — Вот сучка! Ты же меня чуть не убила!

Зоя демонстративно взвела второй курок и повела стволом в сторону калитки.

— Всё… всё понял. Вижу. Ты мне не пара, точно не пара. Дура полоумная.

— Три секунды…

Федор, словно вспугнутый зверек, шарахнулся в калитку, остервенело толкнул ее, затем рванул на себя и, ударившись об неё, с отчаянным воплем исчез в темноте.

С невиданной доселе сноровкой в проеме двери показалась бабушка. Из сарайчика поспешно выкатился встревоженный Владимир. Увидев Зою с ружьем, спросил:

— Что случилось?

— Федя Журавлев приходил свататься. Кстати, Володя, ты его тоже знаешь: вы вчера вместе купались.

— И что? — спросила бабушка.

— Как видишь, отказала.

Владимир ухмыльнулся.

— Да, Зоя Николаевна, претендентам на вашу руку не позавидуешь. Даже чуточку жаль их становится. Еще на одно объяснение хватит пороху?

— Увы, патроны кончились.

— Вот и хорошо, — сказала бабушка. — А то доозоруешься — по селу одни заики будут бегать.

Все рассмеялись. Бабушка немного постояла и ушла в дом. Собаки вскоре успокоились, и стало слышно, как в темных кронах деревьев посвистывает ветер.

Зоя оперлась о спинку коляски.

— Володя, а что за письмо ты оставил для меня у тёти Маши? Ведь она мне его так и не отдала. Сказала, через пять лет приедешь, тогда и отдам.

— Тётя Маша держит слово.

— Так что в нем?

— Помнишь наш последний разговор о литературе?

— Помню.

— Денис тогда очень раззадорил меня. Вот я и задумал сочинить поэмку. Пока я обдумывал замысел, ты уехала. Твой отъезд окончательно привел меня в нужное состояние. Загадал, если справлюсь с этим, то и другие проблемы не страшны.