Обиженный Дарька, не ожидая разрешения, запрыгал к краю стола, намереваясь спрыгнуть на пол.

– Ставь его на пол, - разрешил догадливый ветеринар, - пусть бегает сам и забудет про лапу.

Малыш, намеренно прыгая на трёх, отскакал к двери. Курочкин, не обращая внимания на притвору, подсел к письменному столу, за которым недавно сладко дремал после того, как закончил книгу в стол. Он открыл верхний ящик, достал две картонные коробочки, метнул их внешней стороной ладони по столешнице хозяину пациента:

– Будешь давать регулярно каждый день поливитамины и минеральные добавки. А ещё вот возьми, специально для тебя приготовил, - взял со стола и подал толстенькую книжицу, на обложке которой была изображена голова овчарки с раззявленной пастью и крупно написано: «Справочник собаководов». – Я тебе даже подписал, - он показал первую страницу: - Любителю от профессионала. Изучай, коли взял ответственность за безответное животное, - он улыбнулся, не тая зла. – Кстати, я поднял вчера бучу насчёт бродячих псов, разнёс в пух и прах разгильдяйство коммунального отдела района и с помощью зама главы администрации, лабрадора которой вылечил, добился, что в эти выходные отловят ваших обидчиков. Так что – гуляйте спокойно. – В предбаннике послышался оглушительный густой лай крупной собаки. – Исчезайте, - Курочкин протянул руку Ивану Ильичу и пожаловался-извинился: - Сегодня какой-то не в меру суматошный день.

Когда уходили, Дарька, не удержавшись, облаял здоровенную кавказскую овчарку и всё норовил соскочить с рук хозяина и задать верзиле хорошенькую трёпку, но Иван Ильич уговорил его не связываться со слишком мохнатым зверем, и они ушли, победно оглядываясь, с чувством собственного несгибаемого достоинства.

Остаток дня угробили в полнейшей и заслуженной праздности.

Так же удачно начали и следующий выходной, так бы и кончили, если бы не помешали, как обычно, внешние обстоятельства. Таким оказалось телефонное напоминание о себе любимейшей бывшей жены. Вот всегда так, по закону подлости: только настроишься набраться сил для изнуряющей рабочей недели, как кто-нибудь обязательно испортит благостное настроение.

– Здравствуй, - и без разминки: - Ты зачем даёшь Аркадии деньги?

– А ты зачем не даёшь? – сходу огрызнулся Иван Ильич, по опыту зная, что только беспорядочная защита устоит против её железной логики. И позвонила-то специально после хорошего обеда, когда не то, что огрызаться – разговаривать не хочется. Похоже, вечер смазан насмарку.

– А затем, объяснила ровным наставительным тоном, - что у подростка не должно быть личных денег, чтобы не спровоцировать на несанкционированные родителями траты. Что ей надо и можно, я знаю и приобрету сама. Наиболее актуальным для нас сейчас является приобретение приличного автомобиля. Кстати, - лицо Ивана Ильича вытянулось в ожидании какой-нибудь пакости, - ты не забыл, что обещал помочь левыми доходами, которые у тебя уходят неизвестно на что.
– Так захотелось тычком заткнуть наглую пасть, аж руки зачесались.
– Не забыл, что у тебя взрослая дочь, которая должна выглядеть как все приличные люди, не забыл…

– Да пошла ты… - вскипел неприличный отец и отключил мобильник, который ещё несколько раз включал гаишную сирену, а потом успокоился.

А Иван Ильич долго ещё не мог успокоиться, переживая тянущий, вяжущий шлейф прошлого супружеского терпения. Хорошенько попереживать помешал, однако, звонок в дверь. «Чёрт!» - выругался он. – «Одно к одному!» - и отпер дверь. За ней стояла смущённая Марья Ивановна и, конечно, с тарелкой, на которой лепились друг к другу большие пельмени.

– Здравствуйте, - улыбаясь, поздоровалась навязчивая соседка с улыбчивыми кроткими глазами. – Вот, - протянула тарелку, - попробуйте вареников с капустой.

Ивана Ильича даже передёрнуло, и он, еле сдерживаясь, ещё под впечатлением приятного телефонного разговора, сердито выговорил повышенным тоном:

– Марья Ивановна! Ну, зачем вы? Ну, не люблю я ни капусты, ни теста. И вообще: перестаньте меня пичкать! Что я – немощный какой? – как будто отругал.

Она неловко убрала тарелку к груди, густо покраснела и вот-вот готова была расплакаться.

– Ой, а я старалась, - еле выговорила дрожащими губами.

Он не хотел ни слышать ненужных поучений, ни принять ненужных забот.

– Да не пропадут, - лихо успокоил ни за что, ни про что обиженную соседку, - ребята смолотят – им, молодым, много надо. Спасибо, и больше ничего не приносите. Лучше расскажите, как работа, что с мужем.

Она низко наклонила голову и тихо сказала:

– Работа как работа. О муже ничего не слышно, - повернулась и ушла к себе, не взглянув на грубияна.

«Вот и хорошо», - проводил он её глазами с неприятным осадком на душе. – «Давно пора было прекратить это материнское опекунство».

Вместо законного диванного балдения пришлось вытряхиваться из квартиры и проветривать загаженные мозги. Дарька, естественно, не возражал. С передышками, в темпе брежневских пятилеток, дотелепали на трёх до улицы за кварталом. Там малыш вместо того, чтобы повернуть направо, к далёкой лесной аллее, повернул налево, в сторону ближней свалки. И даже ускорил инвалидный ход, иногда по забывчивости касаясь асфальта больной лапой, а Иван Ильич на двух здоровых еле успевал за ним. Хорошо, что свалка была недалеко, а то пришлось бы в задышке хвататься за левый бок.