Подл Киревскаго, неразлучно съ самыхъ первыхъ лтъ дтства, былъ его братъ Петръ Васильевичъ. Они были связаны такою нжною, горячею дружбою, которая бываетъ рдка даже между братьями. Мы видли выше, изъ писемъ Ивана Васильевича, какъ высоко онъ цнилъ своего меньшаго брата, но въ эпоху запрещенія Европейца, взгляды ихъ во многомъ были несходны. Щедро одаренный отъ природы [16] , Петръ Васильевичъ, съ молоду, съ особенной любовью сосредоточилъ вс свои силы надъ изученьемъ Русской старины и выработалъ свой самостоятельный взглядъ — глубокое убжденіе въ безусловномъ вред насилія Петровскаго переворота, въ этомъ отступничеств дворянства отъ коренныхъ началъ Русской народной жизни. Онъ долго оставался одинокъ съ своими убжденіями, они казались чудачествомъ, непослдовательностью въ человк, который искренно былъ преданъ свобод и просвщенію, и Ивану Киревскому трудно было согласить свои Европейскія мннія съ упорнымъ Славянствомъ брата. Ихъ разномысліе въ такомъ жизненномъ вопрос выражалось почти что въ ежедневныхъ, горячихъ спорахъ, состояніе это не могло не быть крайне тяжелымъ для того и другаго; чтобы уцлла вполн ихъ единодушная дружба, необходимо было, чтобы одинъ изъ нихъ пересоздалъ свой образъ мыслей о Русскомъ народ. Кажется, можно съ увренностью сказать, что при непрерывномъ, страстномъ обмн мыслей и свденій, взглядъ старшаго брата постепенно измнялся, по мр того, какъ несокрушимо-цльное убжденіе младшаго укрплялось и опредлялось изученіемъ современной народности и древней, вчевой Руси.

Иванъ Киревскій былъ друженъ съ Дмитріемъ Влад. Веневитиновымъ, и еще съ 1824-года былъ знакомъ съ другомъ Веневитинова, Алек. Степ. Хомяковымъ; посл запрещенія Европейца, короткое знакомство ихъ перешло въ дружбу. Ал. Ст. Хомяковъ былъ ревностный исполнитель обрядовъ православной церкви, еще въ то время, когда въ высшемъ обществ, воспитанномъ на Французскій ладъ, невріе считалось признакомъ либеральности, а православіе едва ли не служило синонимомъ невжества. Для многихъ, не коротко знавшихъ Хомякова, его строгое постничество казалось однимъ желаніемъ идти на перекоръ принятыхъ обычаевъ свта, для того, чтобы вызвать на споръ и въ спор потшить свои блестящія діалектическія способности. Киревскій былъ друженъ съ нимъ и зналъ, что въ Хомяков все было искренно, все основывалось на твердой и сознательной вр, и что эта животворящая струя проникла въ немъ вс изгибы его бытія. Духовную высоту, нравственную чистоту его характера, Киревскій цнилъ выше и его прекраснаго поэтическаго таланта и геніальныхъ способностей его ума. Хомяковъ съ ранней молодости былъ славянофиломъ; въ этомъ отношеніи онъ дружно сошелся съ Петромъ Киревскимъ и одинъ изъ первыхъ и вполн оцнилъ, узналъ его.

Въ 1834 году исполнились давнишнія сердечныя желанія Киревскаго. Въ Март мсяц онъ помолвилъ и 29 Апрля женился на Наталь Петровн Арбеневой. Вскор посл свадьбы онъ познакомился съ схимникомъ Новоспасскаго монастыря, отцомъ Филаретомъ, и когда впослдствіи короче узналъ его, сталъ глубоко уважать и цнить его бесды. Во время предсмертной болзни старца, И. В. ходилъ за нимъ со всею заботливостію преданнаго сына, цлыя ночи просиживалъ въ его кель надъ постелью умирающаго. Конечно, это короткое знакомство и бесды схимника не остались безъ вліянія на его образъ мыслей и содйствовали утвержденію его въ томъ новомъ направленіи, которымъ были проникнуты его позднйшія статьи.

Съ 1834 года, Киревскій проводилъ почти всегда зимы въ Москв, узжая на лто въ свое Долбино. Зимою 1839 года у него бывали еженедльные вечера, для небольшаго круга его друзей. По условію, каждый изъ постителей долженъ былъ поочереди прочесть что нибудь вновь написанное. Тутъ нсколько разъ читалъ Гоголь свои комедіи и первыя главы тогда еще неизданныхъ Мертвыхъ Душъ; для этихъ вечеровъ была написана покойнымъ профессоромъ Крюковымъ прекрасная статья о древней Греческой Исторіи, и А. С. Хомяковъ написалъ статью О старомъ и новомъ. Статья эта въ нкоторыхъ частностяхъ какъ будто противорчитъ выраженному впослдствіи взгляду Алекся Степановича на Русскую исторію; но она никогда не предназначалась для печати. Очень можетъ быть, что Хомяковъ написалъ ее съ намреніемъ вызвать возраженіе со стороны Киревскаго. Отвтная статья Киревскаго принадлежитъ уже къ его позднйшему направленію, тому направленію, которое впослдствіи онъ самъ называлъ Православно-Славянское, „которое преслдуется странными нападеніями, клеветами, насмшками, но во всякомъ случа достойно вниманія, какъ такое событіе, которому, по всей вроятности, предназначено занять не послднее мсто въ судьб нашего просвщенія”. Во глав этого новаго умственнаго движенія были братья Киревскіе и Хомяковъ, и вокругъ нихъ собралось нсколько молодыхъ и сочувствующихъ людей, между коими нельзя не вспомнить Дмит. Александ. Валуева, племянника Языкова, выросшаго вблизи Киревскихъ и развитіемъ своимъ во многомъ обязаннаго ихъ вліянію. Валуевъ скончался въ первой молодости, но безъ отдыха до самой смерти, во вредъ своему здоровью, сгорая жаждою дятельности, неутомимо трудился надъ задуманными имъ изданіями. Первые томы Славянскаго и Симбирскаго сборниковъ долженствовали быть началомъ обширнаго предпріятія. Кто зналъ твердую волю и неутомимое трудолюбіе покойнаго Валуева, тотъ смло могъ бы поручиться, что наша ученая литература обогатилась бы многими и многими книгами, еслибы смерть прежде времени не подкосила эту молодую, дятельную жизнь. Два сборника, изданные Валуевымъ, первыя по времени книги, которыя вполн принадлежатъ Московскому Славянскому направленію. Москвитянинъ, начавшійся въ сороковыхъ годахъ, не смотря на сочувствіе къ Славянамъ, на уваженіе къ древней Русской исторіи, никогда не былъ вполн выраженіемъ того образа мыслей, во глав котораго стояли Хомяковъ и Киревскіе. До 1845 года Киревскіе вовсе не участвовали въ Москвитянин; участіе Хомякова было отрывочно; это было переходное время, когда еще два мннія не раздлились на два отдльные лагеря, когда въ Библіотек для Воспитанія (изданіе, выходившее подъ редакціей Валуева) участвовали и Грановскій, и Хомяковъ, и Киревскій (Киревскимъ написана была для Библіотеки краткая біографія Баратынскаго). Къ сожалнію, сохранилось весьма мало писемъ Киревскаго, этой переходной эпохи, отчасти отъ того, что онъ въ это время рдко узжалъ на долго изъ Москвы, и поэтому не писалъ писемъ къ друзьямъ, съ которыми часто видался. Помщаемъ здсь письма къ Н. М. Языкову и къ А. С. Хомякову.

Къ Н. М. ЯЗЫКОВУ.

4 Іюня 1836.

„Теперь главное мое занятіе — хозяйство, т. е. когда вообще я имю время заниматься чмъ нибудь. Обыкновенно же у меня ничего не длать перемшано съ минутными, разрывчатыми заботами, и такъ уходитъ день за другимъ. Но теб, какъ человку неженатому, беззаботному, непростительно ничего не длать, а еще непростительне быть больнымъ. Это говорю я не въ шутку, а потому, что глубоко убжденъ въ томъ, что въ болзни твоей виноватъ самъ ты, или, лучше сказать, твое пристрастіе къ гомеопатіи. Подумай самъ: если она истинна, то отчего же въ 2 года не могъ ею вылечиться? И охота теб пробовать на своемъ тл какую бы то ни было систему, тогда какъ нтъ сомннія, что мсяцъ леченья у хорошаго медика могъ бы тебя привести въ прежнее здоровое положеніе. Ты скажешь, что ты испробывалъ такое леченье, и ошибешься. Ты лечился у Р...., который могъ быть, но еще не былъ хорошимъ, свдущимъ, мыслящимъ и опытнымъ врачомъ. Но гомеопатія твоя, я боюсь, можетъ совсмъ тебя разстроить. Впрочемъ, если ты такой ревностный ея почитатель, то позволь мн сказать теб вкратц то, что я думаю объ ней, для того, что твои возраженія можетъ быть и меня наведутъ на путь истины.

„Была ли хоть одна система отъ сотворенія міра, въ которой бы не обозначался характеръ ея изобртателя? мн кажется, и быть не можетъ. Въ чемъ же состоитъ характеръ самого Ганнемана? Умъ геніальный, соединенный съ характеромъ шарлатана. Слдовательно, уже напередъ можно сказать, что во всхъ его изобртеніяхъ должна быть истина въ частяхъ и ложь въ цломъ. Онъ началъ свое поприще извстности съ того, какъ ты знаешь, что объявилъ открытіе новаго пневматическаго эликсира, который лечитъ отъ всхъ болзней. Покупателей было много до тхъ поръ, пока оказалось, что въ немъ нтъ ничего кром особенно приготовленнаго бозакса. Посл первой неудачи Ганнеманъ объявилъ изобртеніе порошка, единственнаго и несомнннаго и во всякомъ случа полезнаго противъ скарлатины. Средство это оказалось въ самомъ дл новымъ и полезнымъ въ нкоторыхъ случаяхъ, но отнюдь не всегда. Оно принесло пользу наук, когда вошло въ нее какъ часть, но много вреда, покуда его употребляли безъ разбора. Вслдъ за порошкомъ явилась гомеопатія. Она основывается на трехъ положеніяхъ: 1-е на употребленіи средствъ, однородныхъ съ болзнію, 2-е на безконечно малыхъ пріемахъ, 3-е на леченіи признаковъ безъ розысканія причинъ. Все это вмст длаетъ ее наукою, доступною людямъ несвдущимъ въ медицин, и такимъ образомъ замняетъ пневматическій эликсиръ, Но разберемъ ея три основанія. Дйствительно, въ большей части болзней признаки болзни принадлежатъ не ей, а стремленію самаго организма къ здоровью. Потому усилить признаки значитъ пособить выздоровленію. — Это открытіе есть дло важное для науки, дло генія; но распространять это положеніе на вс болзни было дло шарлатана, и есть вещь вредная, для больныхъ еще больше, чмъ для медицины. — 2-я мысль, что очищеніе вещества отъ постороннихъ примсей увеличиваетъ его силу, давно извстна. Мысль другая, что вещество можетъ очищаться посредствомъ безконечнаго раздробленія, есть опять мысль геніальная и въ нкоторыхъ случаяхъ справедливая. Но сказать, что раздробленіе есть средство къ очищенію всхъ веществъ, — есть дло шарлатана. Потому чмъ боле пользы онъ принесетъ наук въ будущемъ, тмъ боле вреда сдлаетъ своимъ больнымъ въ настоящемъ. — 3-е. Леченіе признаковъ безъ розысканія причинъ ихъ уже чистое шарлатанство, безъ всякой примси геніальности. Это очевидно изъ самой таблицы признаковъ, гд прибавленіе новаго измняетъ иногда лекарство въ противоположное. Не значитъ ли это то, что онъ думаетъ одно, а увряетъ въ другомъ? Извстное количество признаковъ служитъ вроятнымъ выраженіемъ извстной причины, противъ которой онъ совтуетъ средство на авось, между тмъ какъ совстливые медики длаютъ тоже, только признаются, и къ тому же потому должны ошибаться мене, что принаравливаются къ каждому больному въ особенности, и кром того имютъ помощь въ опытности и своихъ медицинскихъ свденіяхъ, — чего не иметъ человкъ, который, какъ ты, лечится по книг.

„Что же изъ этого слдуетъ? что гомеопатія должна быть полезна медицин, но не въ отдльности, а въ раціональной совокупности со всми естественными и медицинскими науками. Но что для настоящаго времени гораздо важне система испробованная, нежели новая, особливо въ рукахъ неопытныхъ. Потому, если твой гомеопатъ не вылечитъ тебя скоро, то прізжай въ Москву, и я готовъ поручиться, что черезъ мсяцъ ты будешь здоровъ совершенно, если станешь лечиться у Рихтера, котораго по счастію или по несчастію мн удалось узнать въ этотъ годъ и въ которомъ я нашелъ одного изъ необыкновенныхъ врачей въ Россіи, человка столько же умнаго, сколько ученаго, опытнаго, прозорливаго и добросовстнаго. Я совтую теб пріхать въ Москву безкорыстно, потому что меня уже въ ней не будетъ. Прощай покуда. Твой И. К”.

Къ А.С. Хомякову.

1840 г. 15-го Іюля.

„Эти послдніе дни я былъ не совсмъ здоровъ. Однако воспользовался этимъ случаемъ, чтобы вставать поздно и ночью писать. Днемъ я ршительно не могу ни писать, ни жить, разв только читать, что, по словамъ Фихте, то же, что курить табакъ, т. е. безъ всякой пользы приводить себя въ состояніе сна на яву. Впрочемъ въ деревн мн трудно и читать, потому что трудно не перерываться. За то ночь моя собственная. Теперь не зайдетъ ко мн ни управитель, ни сосдъ. Окно открыто, воздухъ теплый, самоваръ мой кипитъ, трубка закурена, давай бесдовать!