Шрифт:
— Читал я его статью «На Урале и восточнее Урала». Написано запальчиво. Однако есть верные мысли.
— Еще бы не было верных мыслей! Он умеет прикрываться этими верными мыслями, как боевым щитом.
— Не надо бы так, Георгий...
Павла не вступала в разговор. Она знала, что отец однокашник Голосова, что они вместе учились, долго работали вместе и продолжают встречаться в Москве как давние приятели. И она побаивалась возможной остроты в разговоре отца с Георгием.
Но Прокофий Нилыч привык к самым противоречивым суждениям: за долгие годы работы в Москве он неплохо овладел искусством слушать, без которого не примешь единственно верного решения. Тем, кто спорит, куда проще: столкнутся лбами и разойдутся.
Со стороны сейчас казалось, что Метелева начинает даже забавлять горячность хозяина, который шел напролом.
— Не без участия Голосова и разведка на железо чуть ли не вовсе прекращена на Урале, где сосредоточены такие крупные металлургические заводы. Если бы не Соколовско-Сарбайская аномалия, то и Магнитка полностью бы зависела от КМА, не говоря уже о нашем комбинате...
— Давай выпьем, — сказал Метелев.
Георгий поднял рюмку, чокнулся с гостем, выпил одним глотком и, не закусив, тут же продолжал:
— В то время как местная руда валяется у нас под ногами, словно неликвид какой-нибудь, две из трех молодогорских доменных печей работают на привозной руде. Негоже это...
— Да, я с тобой согласен, Георгий.
— Только не разоружайте меня своим полным согласием.
Метелев не сдержал улыбку. Глядя на отца, заулыбалась и Павла.
— Все же сбили, — огорчился Георгий. — Ладно, теперь о самой разведке. Она должна ходить в рабочем комбинезоне, а ее приучили к смене мод. То мини, то миди, то макси. То никель, то медь, то кобальт. А сейчас в моде «газ-вода», то есть самый обыкновенный природный газ и самая обыкновенная водица. Если бы мы всегда вели разведку комплексно, то не шарахались бы из стороны в сторону...
— А тебе действительно не дают денег на те же магнетиты.
— Будто вы и не знаете, Прокофий Нилыч! Я здесь недавно, но мне говорили, как это делается. Чуть ли не в самом конце года уважаемое министерство вдруг предлагает энную сумму на производство съемок, конечно, за счет тех, кто не выполняет план. Только люди приналягут — год кончился: новый план, новое финансирование. Утверждают, что разведка на железо бесперспективна на Южном Урале. Каковы догматики, а?
— Ты преувеличиваешь, Георгий.
— Нисколько. Я еще оптимист. Я, например, убежден, что наступят времена, когда для геологов не будет существовать никаких административных границ. Что сейчас получается? Нащупали мы, скажем, новое рудопроявление, начали постепенно двигаться на юг, — чем дальше, тем заманчивее. Увлеклись и переступили границу области. Тогда нас бесцеремонно останавливают: стоп, вы куда, здесь другая республика, другое геологическое управление. Каково? А может быть, там, за границей-то, и зарыта собака.
— Все-то преувеличиваешь ты, — сказал Метелев.
Каменицкий глянул на него и улыбнулся в ответ:
— Здорово ты меня атаковал, Георгий, не даешь и слова вымолвить в защиту.
Павла тихо рассмеялась, пошла на кухню.
— Не часто ведь жалуют в наши края начальники главков.
— Верно. Геологическая епархия велика, за год не объедешь. Ну, а как у тебя с кадрами?
— По-разному. То рабочих не хватает, то инженеров. О техниках я уж не говорю, их теперь почему-то вовсе не готовят.
— Верно, техники исчезают, как последние могикане. Но все-таки как с инженерами?
— Прислали в прошлом году выпускников с Кавказа. То климат им не подходит, то быт их не устраивает. Под любыми предлогами стараются улизнуть восвояси, на юг обетованный.
— Климат, быт... Да кто из нас до войны считался с этим?
— В некоторых экспедициях строим поселки, хотя люди, привыкшие получать полевые деньги, неохотно переселяются в благоустроенные дома. Тоже психологический барьер. Но бытом надо заниматься серьезно, он в нашей власти.
Павла вернулась из кухни и стала угощать черным кофе.
— Есть славные работяги, да пьют безбожно, — говорил Каменицкий, с благодарностью поглядывая на Павлу. — Весной меня познакомили в Восточной экспедиции с одним буровым мастером. Человеку цены нет, а отпускать его никуда нельзя.
— Что, подолгу не возвращается?
— В том-то и беда, что ни одного отпуска не использовал до конца. Как доберется до железнодорожной станции, зайдет в буфет, окружит себя дружками и гуляет неделю напролет, пока есть деньги в кармане. Выбросит полтысячи, а то и всю тысчонку целковых, — и снова на буровую.