Георгий велел шоферу остановить машину на проселке.

— Дальше не поедем, не стоит испытывать нервы.

Действительно, жаркое дыхание земли чувствовалось и на приличном расстоянии. Синий чад стекал в окрестные овраги, медленно струился вниз, к Уралу. Южный, с Каспия, упругий ветерок, казалось, еще больше раздувал огонь, хотя такая сила не подвластна никаким ветрам. Да, к уральской земле спичку не подноси!

— Ну, как? — спросил Георгий.

— Страшно, — только и сказал Олег.

— Это тебе не газовые «шапки» над залежами нефти. То просто как легкий туманец над озерами. А тут вулканическая мощь!..

На обратном пути они решили переправиться через Урал вброд, чтобы проехать по тому берегу, где располагался палаточный городок строителей газопровода. В пойменный лес давно переселились даже степные птицы — жаворонки, кобчики, беркуты, — все подальше от огня.

Река заметно обмелела в июне, и брод было найти нетрудно.

Георгий с детства любил речные броды. Возвращаясь с отцом из геологической партии домой, он всегда просил его свернуть в сторону от деревянного моста, на какой-нибудь ближний перекат. Леонтий Иванович останавливал своего Гнедого на косе и, пока осматривал дрожки, отпускал подпругу, умывался, Горка поспешно собирал на берегу цветные гальки. Потом отец в шутку крестился перед самой переправой. Гнедой, красиво выгнув шею, похрапывая, ступал в воду, закипавшую вокруг колес. Вот здесь-то все и начиналось: туго, накрепко свиваясь в белые жгуты, вода все ближе, ближе подступала к мальчику, сидевшему на охапке только что скошенной травы. И, наконец, быстрое течение реки пробегало и по дрожкам, если они оказывались в промоине. То было верхом наслаждения, — в сладком испуге уцепившись за руку отца, с трепетом ждать, когда же уросливый Гнедой вытянет на берег. А однажды их понесло на глубину: меринок пошел вплавь, звучно отфыркиваясь, прядая ушами, и отец тоже поплыл, неловко загребая одной рукой и подымая другой сына за ситцевую рубашку. Дома Горка не утерпел, похвалился матери, как они сегодня плавали. Мать отругала отца за потворство своевольному мальчишке, и веселые переправы надолго прекратились...

Все это припомнил сейчас Георгий, когда шофер лихо направил машину через Урал. На середине реки все-таки угодили в котловину, — мотор захлебнулся и заглох. (Детские веселые истории неминуемо повторяются в зрелые лета.) Они посидели несколько минут в машине, наполовину залитой водой; к сожалению, никто не последовал за ними. Нужно, значит, самим идти за трактором, что работал невдалеке.

Пока трактор вытаскивал «Волгу», пока братья приводили себя в порядок, солнце закатилось. И еще ярче загорелось второе — газовое — солнце над окрестной степью. Небо густо окрасилось в гранатовые тона, а лимонный разлив заката совсем поблек над дальними увалами.

— Нельзя ли поскорее, я могу опоздать на поезд, — мягко попросил Олег шофера.

«Волга» помчалась по сыртинскому плато, оставляя позади себя тревожное сияние. Вот так же когда-то мчался к Дунаю капитан Георгий Каменицкий во время первого танкового прорыва немцев в районе Будапешта. И точно такое багровое небо оставалось за спиной... Нечаянное воспоминание возникло у него на одну минуту и пропало. Вокруг была родная всхолмленная степь, обращенная увалами на юг, к реке, за которой ширилось, крепчало с наступлением сумерек дьявольское зарево. Ни один тушканчик не перебежал дорогу. Наверное, и суслики, и байбаки — все живое попряталось в норы.

На востоке слабо засветился город. Быстрая езда освежила Олега, он едва не заговорил о Метелевой. В самом деле, как относится к ней брат? — спросил он неожиданно себя и испугался своего вопроса: надо было подумать об этом раньше. Неужели что-то сохранилось у них от прошлого?..

А Георгий всю дорогу рассуждал о будущем степного Предуралья:

— Ты и не представляешь себе, Олешка, как тут все переменится за две-три пятилетки, какой газовый комплекс тут поднимется. Верно говорил отец, что его открытия на востоке области — лишь начало. Он будто сердцем чувствовал, какие богатства скрыты на южном торце Урала...

— А что станет с нашими реками, с нашим чистым небом?

— Откуда у тебя такой скепсис?

— Химия есть химия. Она мстительна, как все обладатели сокровищ.

Георгий промолчал, хотя Олегу уже не терпелось возражать, спорить с братом.

Они успели к отходу поезда. Георгий проводил брата до самого вагона, будто расставался с ним надолго.

— Скоро ли в наши края? — спросил тот на прощанье.

— Как сложится на работе.

Олег стоял в тамбуре и смотрел,на Георгия с прихлынувшей грустью. Ему стало жаль его, заметно постаревшего, одинокого. Когда же он так сдал, или это кажется в полусвете перронных фонарей.

— Ждем тебя, слышишь? — тепло сказал Олег и виновато улыбнулся, подумав опять о Метелевой.

Поезд тронулся.

И Георгию самому захотелось куда-нибудь ехать, быть в движении, а не сидеть в городе в такую духоту. Сегодняшняя встреча с Олегом настроила на прежний лад, когда он летом пропадал в экспедициях, а зимой — в командировках, когда время листалось во много раз быстрее. Он всю жизнь подхлестывал свои годы, которые летели во весь опор, только версты мелькали на обочине.

— Давай в управление, — сказал Георгий своему шоферу, несмотря на поздний час.

Вся бригада Клары Кузнецовой ходила в героинях. Девушки посмеивались друг над другом, но втайне гордились тем, что их щедро расхвалили. (До сей поры они и не догадывались, что такие работящие, умелые да умные!) Из всех одна, Клара старалась быть сдержанной, но Саша-то видела, что и она довольна этой славой. Она приезжала теперь на работу не в комбинезоне, а в платье и даже с подкрашенными глазами. — Ты как настоящая египтянка! — сказала ей сегодня Саша.