Про Сильвицу с её Буцей мы совсем забыли и потому ужасно удивились, когда на нас глянули её большие глаза, полные самого жгучего любопытства. И просто содрогнулись от страха, когда она попросила:

— Михец, мне тоже одного пегаса!

— Чего?

— Хочу пегаса, — наивно ответила она.

Кассир, единственный, кто не потерял присутствия духа, сунул руку в карман, вытащил монетку и дал Сильвице со словами:

— Вот тебе, девочка, ступай купи себе пегас-крендель!

Сильвица взяла деньги и, хотя было уже поздно, побежала в ближайшую булочную, а мы поспешили закончить наше учредительное собрание.

На следующий день мы, само собой, на всех уроках отрабатывали и дополняли устав нашего общества. Метод сидел передо мной, а Йоже — перед ним, так что дискуссия, как говорится, шла полным ходом. На первом уроке, как раз в то время, когда Олрайт с пеной у рта доказывал, что никакие мы вам не англичане и никогда ими не будем, потому что не умеем и никогда не сумеем выговорить самый важный английский звук, я получил записку такого содержания:

Немного подумав, я написал на том же клочке:

Вскоре ко мне поступил другой клочок:

Итак, новый параграф принят единодушно, за него проголосовали председатель (П.), секретарь (С.) и кассир (К.).

На уроке словенского языка опять пришло послание:

Я тут же ответил:

Следом за мной согласился и Йоже. Значит, принято. И в самом деле, к чему нам кассир с кассовой книгой, если общество не имеет никаких фондов. А для чего ему деньги, над этим мы как-то не задумывались.

На естествознании, пока учитель объяснял, какая разница между хвостом дикой и домашней кошки, я переслал Йоже через Метода записку с таким распоряжением:

Метод прочитал и одобрительно кивнул. Йоже, приняв записку, тоже кивнул.

Нелегко быть председателем. Думай решительно обо всём. Приходится вникать даже в то, каким языком написан устав общества — языком Приможа Трубара [3] или языком сегодняшнего дня, когда мы строим социализм. Я с головой ушёл в дела общества, и, когда товарищ Итак спросила, что предшествовало чему — труд игре или игра труду, — я только плечами пожал. Схлопотал «замечание». Сначала я ужасно расстроился, а потом сразу подумал: есть из-за чего горевать, ведь и сама она всего не знает, и в первую очередь — что на её уроке вырабатывается устав тайного общества «Пегас».

На последнем уроке я послал обоим членам правления краткое, но важное распоряжение:

Сначала утвердительно мотнула большая голова Метода, следом за ней — голова Йоже.

Дождавшись, пока все разойдутся, мы взялись за дело. Йоже и Метод стояли на страже, а я, как председатель и основатель тайного общества «Пегас», сразу набросился на пегасов. На доске Народного университета висели какие-то два жалких объявления. На чтение не было времени, но отдельные слова так и плясали перед глазами: «Завтра… Важно… Английский язык… вместо… в двадцать часов… Эсперанто…»

Операция прошла успешно: шесть неповреждённых пегасов! Только два сломались. На большой доске этажом ниже было пять объявлений. Согласно предварительной договоренности, здесь тоже главную работу выполнял я. Секретарь и кассир несли вахту каждый на своем углу. Опять два превосходных экземпляра. Это выражение нам вчера объяснил Цербер. А ведь оно куда благозвучнее нашего слова «штука». И снова в глаза мне бросились слова и обрывки фраз: «Туристы… в воскресенье… Взять завтрак… Литературный кружок… Занятия театральной студии… Не ограничен… Внимание… Художники, записывайтесь!..»

Но мой ножик не знал пощады. Чик! Чик! Пегашки падали ко мне в карман, а бумаги, подхваченные врывавшимся в окна осенним ветром, разлетались по коридору, точно белые голуби.

Слева раздался шорох. В мгновение ока я очутился на лестнице. Йоже уже был здесь, а Метод заскочил в уборную старших классов, как было условлено заранее. Мы с Йоже ринулись в подвал и приникли к окну. Мимо прошествовал учитель Олрайт с разбухшим от тетрадок портфелем.

— Наверх, за дело! — скомандовал я.