Успешно воссоздав один культовый комикс, «Уорнер бразерс» посчитали Бёртона самой подходящей кандидатурой для постановки другой аналогичной экранизации — «Супермена». Хотя «Уорнеры» выпустили уже три фильма о Супермене с Кристофером Ривом в главной роли (четвертый был снят на студии «Кэннон филмз»), начиная с картины 1978 года режиссера Ричарда Доннера, руководители киностудии полагали, что магия имени супергероя способна вытянуть еще один блокбастер. Продюсер «Бэтменов» Джон Петере поручил кинорежиссеру, большому любителю комиксов, Кевину Смиту написать два варианта сценария на сюжет книги комиксов «Смерть Супермена», а обладатель «Оскара» Николас Кейдж был приглашен сыграть «Человека из стали».

Они пришли ко мне. Я не был особенно привязан к «Супермену» самому по себе, у меня осталось ощущение, что он в известном смысле исчерпан — в отличие от «Бэтмена»: в случае с человеком-летучей мышью наш подход весьма отличался от сериальной версии. Но «Супермен» не так давно уже был кинофильмом, и довольно успешным. Что было делать? Мне предложили снять собственную версию «Супермена» с Ником Кейджем, и я подумал, что это звучит неплохо,— Ника я люблю. Мы с ним встретились и обсудили вот какую идею: надо уделить больше внимания тому, что главный герой инопланетянин, — может быть, он впервые в жизни начинает ощущать, каково это — быть Суперменом. Трудность для меня заключалась в том, что он хорош на уровне комиксов, но кинематографисты, по существу, никогда не обыгрывали тот факт, что это конкретный парень в синем костюме, со смешным желтым ремнем и тому подобное. Он изображен гораздо более поверхностно, чем другие герои комиксов. Я, например, не могу понять до конца, каков Супермен в действительности, в то время как Бэтмена ощущаю человеком глубоко ненормальным и в какой-то мере представляю, о чем он может думать. Вот почему мы собирались немного углубиться и проанализировать, каково приходится пришельцу с другой планеты, который совершенно не такой, как другие, но должен это скрывать. Все комиксы в основном об одном и том же: о состоянии раздвоенности — что-то показано, а что-то скрыто.

Я был в восторге от возможности работать с Ником: мы пришли к такому совместному пониманию будущего фильма, что никто бы и не узнал Супермена в Кларке Кенте; тот мог бы изменить свой физический облик, а не просто снять или надеть очки. Ник — актер, который может справиться с подобной задачей, даже не прибегая к помощи грима. И мы вели переговоры с Кевином Спейси, намереваясь пригласить его сыграть Лекса Лютора; он бы отлично справился с этой ролью.

Короче говоря, основная идея заключалась в том, что в качестве героя фильма публика способна воспринять и большого артиста. Меня заинтересовало именно это. А технически все сейчас можно сделать на совершенно ином уровне, вовсе не обязательно подвешивать актера на каких-то дурацких тросах. Полеты в тех фильмах снимались ужасно. Если ты вообще видел их, а я старался не ходить в кино — просто знать его не хотел. Теперь такие вещи можно снять лучше — никаких проблем.

Фильм должен был называться «Супермен жив!». Я-то хотел, чтобы он был просто — «Суперменом». Ненавижу названия типа «Бэтмен навсегда» — это похоже на татуировку, которую человек наколол, удолбавшись, или на запись в ежегодном школьном альбоме. С некоторыми названиями такого рода у меня были серьезные проблемы.

После года предварительной работы, в течение которого были найдены места для съемок, сформирована команда художников под руководством многократно сотрудничавшего с Бёртоном Рика Хайнрихса, сценарий Смита переписан несколько раз, в том числе такими авторами, как Уэсли Стрик и Дэн Гилрой, проект был остановлен руководством «Уорнер бразерс».

«Уорнеры» все время совали палки в колеса. Мы вроде должны были начать съемки, потом намеченная дата переносилась. Я целый год ходил к ним на собрания, где обсуждался сценарий, а если вы пошли по этой дорожке, сценарий не становится лучше — он превращается в плод коллективного творчества. Не могу сказать наверняка, но, кажется, они решили, будто их последний «Бэтмен» — настоящий шедевр, и были ошеломлены, когда на него обрушилась критика. Внезапно про «Уорнеров» стали писать, что они уничтожили бренд. Думаю, они чувствовали себя не в своей тарелке, поскольку доминирующий в Голливуде фактор — страх, именно из него вытекают многие решения. Наверно, они боялись, что втопчут в дерьмо еще один бренд. Их подход был таким: «Не станем этим заниматься, пока не уверены, что все будет как надо». А мне не хотелось влезать в эту кашу, пока и я сам не уверен, что все будет как надо; ведь это же «Супермен» — слишком крупная мишень.

Сбылись и опасения, посещавшие меня с самого начала. «Ладно, — рассуждал я, — Джон Петере — продюсер. Я уже имел дело с Джоном на съемках „Бэтмена", это был кошмар, но деваться мне было некуда. Может быть, и теперь справлюсь». Но в этот раз ничего не вышло. Помню, как сказал однажды боссам «Уорнер бразерс»: «У вас есть киностудия, Джон Петере и я. Ситуация напоминает выяснение отношений в спагетти-вестерне, когда три человека пристально смотрят друг другу в глаза минут двадцать, и каждый намерен стоять на своем». Именно так у нас и случилось. По правде говоря, шанс что-то сделать оставался, только если бы «Уорнеры» избавились от меня или Джона, а потом дали бы одному из нас снять фильм. У Джона были свои идеи, у «Уорнеров» — опасения, у меня — собственные мысли. Джон же сродни урагану: поместить его в какие-то рамки — все равно что пытаться управлять погодой. С такой энергией трудно справляться. В сущности, я зря потерял год.

Это ужасно: ты думаешь, что над чем-то работаешь, а на самом деле — ничего подобного, и в конце концов понимаешь, что результат — куча мусора, одни бесконечные совещания, работаешь словно в вакууме. Хорошо, если ты трудишься, чтобы изменить ситуацию к лучшему, но совсем иной коленкор — когда просто крутишь колеса впустую. Замечательно, если что-то удается сделать, когда же результат долгого и упорного труда нулевой, чувствуешь себя ужасно. Ведь я впрягаюсь в эту лямку, чтобы создавать фильмы, а не просиживать штаны на их дерьмовых совещаниях. Радость часто именно в самом процессе «делания», а я провел целый год ничего, по существу, не делая.

В 1997 году Бёртон опубликовал книгу «Печальная кончина Мальчика-Устрицы и другие рассказы» — сборник из двадцати трех иллюстрированных историй в стихах. Среди названий рассказов стоит упомянуть такие, как: «Любовь Мальчика-Тростинки и Девочки-Спички», «Девочка, превратившаяся в кровать» и «Дынная голова». Это типично бёртоновские по тону и содержанию истории, в которых он вновь сумел передать боль и муку под-ростка-аутсайдера в восхитительно смешной и одновременно слегка жутковатой манере, «изысканной, но при этом по-детски непосредственной», по словам «Нью-Йорк тайме».