Элизабет нашла Вудроу в хлеву - он сидел на куче соломы, скрестив ноги, и кормил из бутылочки маленького козленка. Сердце ее растаяло при виде этой трогательной сцены.

— Сирота? — спросила она тихо.

Вудроу поднял глаза на звук ее голоса. На его лице расцвела медленная улыбка, и сердце Элизабет забилось, все сомнения сразу же исчезли. Вудроу указал на место рядом ссобой, приглашая се сесть.

— Нет, — ответил он ей. — Его мать — в том стойле. У нее так разбухли соски, что малыш не может сосать.

– Бедняжка, — сказала Элизабет, садясь рядом с ним. — Я думаю, эта порошковая жидкость не сравнится с настоящим молоком.

Хохотнув, Вудроу покачал головой.

– Это настоящее молоко. Я подоил козу и налил козье молоко в бутылочку.

Она с любопытством взглянула на него.

– И ты теперь будешь кормить его так постоянно?

— К счастью, нет. Через несколько дней соски матери станут немного меньше, и козленок сам сможет питаться.

Малыш тем временем боднул бутылочку, словно требуя еще молока. Элизабет засмеялась.

– Жадный маленький дьяволенок!

– Да, но это очень хорошо, - объяснил Вудроу, отводя козленка обратно к матери. — Если малыш не будет голоден, он не будет стараться сосать.

– Он давно родился?

– Два дня назад.
– Опершись на дверь стойла, он кивнул в сторону козленка. — Козы тем и отличаются от других животных, что с самого рождения начинают бегать. Пойдем, я тебе покажу кое-что.
– Он взял ее за руку, вывел из сарая и повел к большому загону. — Вот. Смотри, какая веселая компания!

Элизабет заглянула в загон и всплеснула руками. Около сотни козлят самых различных окрасов весело играли друг с другом. Некоторые взобрались на поваленное дерево, некоторые запрыгивали и спрыгивали с квадратной платформы, будто играли в «царь горы».

– Какие замечательные!
– пробормотала она, затем рассмеялась, указывая на белого козленка с коричневой головой.

Вудроу ничего не ответил. Элизабет обернулась и увидела, что он смотрит па нее, уголки его губ приподнялись в улыбке.

Она удивленно посмотрела на него.

– Что?

Вудроу протянул руку и заправил ей за ухо прядь волос.

– Мне нравится, когда волосы у тебя распущены. Этот пучок делает тебя похожей на чью-то незамужнюю тетушку.

Это все равно что назвать меня старой девой, подумала Элизабет. Столь нелестное выражение она слышала в свой адрес слишком часто и уже почти поверила в его истинность. Она опустила голову, желая скрыть свою боль.

— Я ношу такую прическу на работе. Мне волосы мешают, поэтому я укладываю их в пучок.

Вудроу приподнял голову Элизабет за подбородок и посмотрел ей в глаза. Лицо у него было виноватым.

— Я не мастер говорить приятные слова, а тем более комплименты. — Он помолчал секунду. — Но скажу то, что есть: сегодня утром у тебя появился румянец на щеках, а синева в твоих глазах стала ярче, яснее.

— Боже, — сказала она и застенчиво засмеялась. — Должно быть, я выглядела ужасно прошлым вечером.

Улыбнувшись, Вудроу провел рукой по ее волосам.

— Нет, совсем нет. Ты выглядела прекрасно. Ты вообще очень красивая" женщина, - добавил он настоятельно, словно желая убедить Элизабет в правдивости своих слов.

Дрожь прошла по ее телу, когда она заглянула в его глаза и увидела там только искренность. Никто никогда не говорил ей о том, что она красивая. Она и не считала себя красивой. Но он так смотрел на нее, и она поверила в это.

Переполненная эмоциями, Элизабет встала на цыпочки и поцеловала Вудроу.

— Спасибо, Вудроу.

Улыбнувшись, он ответил:

— Если вы, уважаемый доктор, таким образом отвечаете на комплимент, я готов сделать еще парочку-другую.

Позже этим же утром Вудроу и Элизабет стояли возле раковины на кухне. Он мыл тарелки после завтрака, она вытирала их полотенцем.

– Какие у нас планы на сегодняшний день? — спросил Вудроу.

Элизабет задумалась.

– Я точно не знаю, но мне хотелось бы побольше узнать о Рене и о том, как она оказалась в Киллине.

– Об этом тебе может рассказать Мэгги. Она работала с Рене, к тому же они были подругами.

При упоминании Мэгги Элизабет отвернулась и поставила чашку на полку. Вудроу, увидев ее поджатые губы, понял, что поступил неправильно. В последнюю очередь доктор хотела разговаривать с Мэгги, и он не осуждал ее за это. Мэгги совсем не старалась понравиться Элизабет, к тому же отношение Мэгги к себе как к матери ребенка сыпало соль на обнаженную рану Элизабет.