— Был грех! Да, не повезло… Померла!

— Неужто померла? — испугался Паоло. — А может, в бесчувствии? Говорят, с благородными это бывает.

— Да какая она благородная! — пренебрежительно хмыкнул Лука. — Распутная монашка. Нашел тоже благородную!

— Распутная монашка? — изумился Паоло. — Да за что же ее сюда одну, когда тут весь монастырь должен по лавкам сидеть, и не один монастырь?!

Дура потому что — вот и очутилась здесь, — пояснил Лука. — Умные-то не попадаются! А эта, верно, спятила: мало ей показалось обыкновенных мужиков — захотела залезть под священника!

— А что, они разве этим не балуются? — удивленно спросил Паоло. — Я слышал, в Сан-Джорджо да и в других мужских монастырях такое творится…

— А ей, видать, мало было своих, — терпеливо ответил Лука. — Может, она их всех уже перепробовала, чего-нибудь свеженького захотелось. Знаешь, на кого она покусилась? На секретаря папского посланника!

— Да что ты говоришь?! — ужаснулся Паоло. — Самого папы римского?!

— Ага, вот именно. Сам я точно не знаю, но Марио, тот, что прислуживает писцам, говорил, мол, посланник этот прибыл из Рима для проверки благочестия в наших монастырях, да проверки никакой учинить не успел, потому что секретарь его в первую же ночь затащил к себе в келью эту девку и давай из нее бесов изгонять! Ходят слухи, будто она его всего высосала, ну и, чтоб снова взбодрить, стегала кнутом.

— Кнутом? — взвизгнул Паоло, и Лука принужден был сурово шикнуть на не в меру возбудившегося напарника:

— А ну, замолкни! Опасные разговоры!

— Я молчу, молчу! — жарко зашептал Паоло. — Только скажи, что с тем секретарем сделают? Марио не рассказывал?

Марио был в своей среде важным лицом, и знакомство с ним весьма льстило самолюбию Луки.

— Мне рассказывал, — подчеркнул он, как если бы беседы с Марио были для него самым обычным делом. — Не повезло бедняге. Сам понимаешь, из-за него вся эта затея с проверкой провалилась. Ну какая теперь может быть проверка?! Посланник папы с позором отбыл в Рим, а еще раньше наши-то снарядили туда донесение: ну и распутников, мол, вы прислали в нашу святую обитель!.. Ну а секретаря тут оставили ответ за все держать. Посланник же столь разъярился, что начал пить. Остановившись на постоялом дворе, он выпил сряду пять кружек вина с водой, и кружек столь больших, что каждая могла вместить три обыкновенные кружки. И что ты думаешь?! К вечеру того же дня помер! Кто врет, будто от злости, кто говорит — от какой-то необычной болезни, другие клянутся, что от воспаления горла. Как бы то ни было, наказание господне поразило его внезапно и быстро. Да и секретарю не поздоровилось… Лишился и сана, и бенефиций. А дальше как положено — надели рубище, дали в руки деревянное распятие, отвели в вечную тюрьму.

— Где же? — начал озираться Паоло. — В какой камере?

— Да не у нас! — отмахнулся Лука. — Если бы у нас, его бы хоть кормили! Бедолагу этого заточили в верхней келье того самого монастыря, который он осквернил своим блудодейством…

Паоло очень хотелось подпустить подходящую шпильку, он даже хихикнул возбужденно, однако побоялся прервать поток красноречия Луки и заставил себя замолчать.

— Двери в ту келью заложены наглухо, чтоб ни выйти из нее, ни войти никто не мог.

— Ни войти никто не мог? — вытаращив глаза, повторил Паоло. — Он, стало быть…

— Вот-вот, — сурово кивнул Лука. — Дана ему одна чаша воды и один ломоть хлеба, одна посудина масла и факел. А распоряжение от Совета инквизиторов такое: держать блудодея там замурованным, чтоб жил столько, сколько достанет продовольствия и сил.

Сколько достанет продовольствия и сил… — эхом отозвался Паоло, вообразив себе жуткое зрелище медленного умирания. Впрочем, поскольку вся его служба тюремщика состояла именно в созерцании такого медленного умирания, он довольно скоро ободрился и с новым сожалением воззрился на простертое на лавке тело:

— Да, но с ней-то что делать?

— Как что делать? — пожал плечами Лука. — Померла так померла, нам же хлопот меньше. Бери ее за ноги, да пошли. Нет, лучше за плечи бери — ты помоложе, сил у тебя побольше.

— А ежели она только лишь в бесчувствии? — не унимался Паоло. — Ты не знаешь, когда баба в бесчувствии, с ней побаловаться-то можно, или как?

— Вот именно — побаловаться разве что, а не дело сделать! — фыркнул Лука. — Ну что за прок с такой бабы. Это же все равно что в дупло тыкаться или вот в дверную щель. Деревяшка — она и есть деревяшка. Впрочем, ежели невтерпеж — давай валяй. А я не буду, нет уж, спаси господи.

Только что Паоло был исполнен самого жаркого желания — и вдруг как рукой сняло! Немалую роль сыграло полное равнодушие Луки. Вот ежели бы он спорил, кто будет первым… А так — какой интерес? Да и, может, она и впрямь померла, вот только окоченеть не успела. С мертвой — ой нет, не надо. Поди, там внутри уже захолодало все. Лучше уж Паоло потратит десять-двадцать сольди на шлюху, зато не отморозит свою гордость.

— Ну хорошо, — кивнул он, хватая узницу за плечи. — Уже пошли, хватит тут стоять.

— Погоди, дай заверну. Что ж как попало дело делать? — Лука с ворчаньем развернул подобие савана — кусок грубого белого полотна — и накинул на тело. — Гляди голову замотай хорошенько!

«Вот еще, время терять, — подумал Паоло, все мысли которого теперь были в портовом кабачке, где собираются шлюхи. — Какая уж теперь разница?»

Конечно, хлопот своей небрежностью он себе наделал немало, потому что угол ткани все время норовил съехать с лица покойницы, а этого Лука никак не должен был заметить. Паоло так старательно удерживал предательский лоскут, что ничего вокруг не видел, устал как собака, и к тому времени, как они погрузили тело в лодку и добрались до укромного места на берегу лагуны, где издревле «хоронили» узников Карчиери, ему хотелось одного — поскорее отделаться от трупа. Однако надо было еще привязать камень к ногам.