Когда впервые неосознанные ощущения и предчувствия начали переплавляться в разрозненные, несвязные слова, ему стало беспокойно и неуютно. Мысли он отгонял, старался думать о чем-то другом, больше времени проводил вне кабинета, уезжая на конспиративные квартиры. И от раздумий отвлекало, и радость приносило. Среди его агентов было много молодых, приятных женщин, которых, видимо, возбуждали сама его должность и положение. Время с ними текло легко и весело, но все равно он ощущал, что где-то в глубинах подсознания ворочаются все те же мысли.

Спустя несколько дней мысли стали приобретать форму развернутых предложений, но он всеми способами старался их не замечать, не слышать, не воспринимать. Однако он знал, что рано или поздно любая мысль начинает рваться наружу и стремится быть услышанной…

Почему-то именно тогда он вспомнил сказку о царе Мидасе, который так и не смог промолчать о своих ослиных ушах. Выболтал тайну прибрежным камышам, а те разнесли ее всему свету. И все узнали. Все!

А тут-то и ждать не надо. Стоит узнать одному человеку, и все!

Это известно ему лучше прочих, ему — первому заместителю председателя ОГПУ Генриху Ягоде! Столько разных тайн и секретов к нему стекается…

После того как летом 1926 года скоропостижно умер Дзержинский, вся реальная власть стала перетекать именно к Ягоде. Формально во главе ОГПУ оказался Вячеслав Рудольфович Менжинский, который, однако, больше интересовался заграничными делами, любил рассуждать на темы глобальные, всемирные, а повседневную практику внутри СССР недолюбливал. Ну, что с него взять, со шляхтича! Самому лень было делом заниматься, а любую попытку что-то решать без его одобрения воспринимал как личное оскорбление, разносы закатывал. В общем, положение, конечно, не ахти. Вот и приходилось действовать на свой страх и риск.

А обстановка была смутная, непонятная. Кто с кем дружит, кто с кем воюет? Вроде все ясно: есть Генеральный секретарь товарищ Сталин, который выполняет волю партии, и все обязаны этому подчиняться. Не ему, Сталину, лично, а его, Сталина, должности генсека. Обязаны-то, обязаны, а на деле? Все друг друга обвиняют в нарушении «ленинских принципов»! Смех, да и только!

Смех-то смех, а вот приходится все время быть начеку, как бы не вляпаться во что-нибудь эдакое, за что потом отмерят полной мерой!

Правда, постепенно все дела Ягода начал переводить на себя, освобождая Вячеслава Рудольфовича от «текучки». А как же не помочь больному товарищу?

А тут еще удалось через круги «творческой интеллигенции» пустить слух, будто вопрос о высылке Троцкого был решен по предложению Ягоды. Будто бы сделал он это, обидевшись на Троцкого, обозвавшего Ягоду краснорожей посредственностью. Кто сможет проверить, как было на самом деле? И авторитет товарища Ягоды рванул вверх, как на дрожжах, потому что «мстительный и жестокий»! Вот тогда и поняли, что без него ни одно важное дело не сделать.

Давно, ох, давно играл с огнем товарищ Троцкий. Казалось бы, серьезный человек, заслуженный, герой Октября и Гражданской войны. Впрочем, на этом и сгорел!

В общем, после того как Троцкий был отправлен в Алма-Ату, все, кто еще мечтал затеять «борьбу со Сталиным», похоже, притихли.

Ягода уж было решил, что настали спокойные времена, когда можно пожить для себя, ан нет! С доносов бывших сторонников Троцкого друг на друга все и началось.

Своеобразное «досье», которое Ягода держал только в памяти, не доверяя бумагам и сейфам, начало складываться еще весной 1928 года, когда «альбатрос революции» принудительно улетел в Алма-Ату.

Стоило Троцкому оказаться далеко, как связи с ним стали слабеть с каждым днем. И возникли проблемы. Вот представьте себе, возникла ситуация, которую надо бы обсудить. Ехать в Алма-Ату? Поездка «туда — обратно» займет несколько дней, это — раз. Там, между прочим, Лев Давидович под присмотром, и запросто с ним не встретиться. Приходится ждать удобного момента, это — два. Ну и главное в том, что Лев Давидович, как Господь Бог, любит говорить «притчами». Значит, его советы надо еще как-то истолковывать! И зачем тратить время, если потом все равно начинаются споры?

В общем, начались метания, поиски новых лидеров. А уж тут много желающих появилось. Разные претенденты — разные группировки, это понятно. Вот они друг о друге и «информировали».

И такая там лилась грязь, что Ягода иногда впадал в полное оцепенение: что же творится! Куда подевались те идеалы, в верности которым так часто клялись с высоких трибун? Все готовы продать друг друга с потрохами, не испытывая никакого смущения!

«Ну, что же, — подумал Генрих Ягода, — сама ситуация заставляет думать о решительных мерах. Иначе не только революцию прошляпим, но и всю великую страну.