Всю поступавшую информацию в Объединенном главном политическом управлении (ОГПУ), конечно, обрабатывали и докладывали наверх. Докладывали серьезно, объективно, зная, что в ЦК ВКП(б) тоже получают информацию от тех же самых «товарищей».

Так или иначе, к концу марта 1929 года у Ягоды накопилось огромное количество «сообщений» и «сведений», «информирующих об антипартийной и антигосударственной деятельности», и они просто напрашивались на систематизацию. Вот тогда-то все и стало приобретать зримые очертания. Стала складываться некая конструкция, пока еще неясная, но напоминала она о себе весьма настойчиво.

Генрих Григорьевич натыкался на нее то и дело, несколько раз в день. И всплывала она по самым разным поводам. Конструкция эта приобретала самые разные очертания. Иногда Ягода оказывался в тупике, и тогда конструкция обновлялась почти полностью. Но думать об этом уже стало потребностью. Непреодолимой потребностью.

На эту мысль Ягоду натолкнули, сами того не желая, два человека. С одним из них, народным артистом Союза ССР Началовым Василием Ивановичем, Ягода часто оказывался в компании. Большого таланта человек, значит, и потребностей великих!

Вот однажды прощаясь после затянувшегося «ужина с девицами», Началов обнял Ягоду и выдохнул ему прямо в ухо:

— Очень уж вы себя недооцениваете, дорогой мой Генрих! — Подумал, уткнувшись губами куда-то в ухо Ягоде, и прибавил: — И совершенно напрасно. Совершенно. Поверьте.

Потом поцеловал и отправился домой.

А Ягода с этими словами заснул и с ними же проснулся. И раздумывал над ними долго.

Он и сам уже в глубине души давно сравнивал себя с теми, кто рядом или даже выше. Сравнивал и понимал: эти людишки — ему не чета! Все они — мелочь!

Мелочь мелочью, а каждый на своем месте. И поставлен он туда могучей силой, которая преодолела самого товарища Троцкого! Бороться с этой силой так же бессмысленно, как, например, с грозой. Хоть как ты ее осмысливай, какие планы ни придумывай, а ударит молния, и нет тебя!

Новый тупик заставил Ягоду на время оставить назойливые мысли, и это его немного успокоило. Он стал спокойнее, веселее, работоспособнее. Даже дома стал появляться чаще. Словно ждал чего-то.

Вторым, кто одарил идеей, стал известный ученый — академик Евгений Тарле.

Впрочем, с академиком лично Ягода знаком не был. Да, разве это важно, когда сталкиваются великие мысли разных людей! Сталкиваются, чтобы породить новые идеи, еще более важные и серьезные!

Просто-напросто попался в руки Ягоде донос на академика. То ли подлец писал, то ли дурак, а скорее всего завистливая умница, и речь шла об идеях, которые историк «распространяет». Излагал их, как выяснилось, в беседах с коллегами, на семинарах студентам, то есть в профессиональном сообществе, где и положено новые идеи обсуждать. Но — высказывал, значит, сам факт этот присутствовал. И рассказывал, дескать, Тарле разные провокационные истории, подталкивающие неких «заговорщиков» к «насильственному свержению».

Трудно сказать, что заставило Ягоду обратить внимание на этот глуповатый донос, но Генрих Григорьевич дал указание «прояснить вопрос».

Прояснили. Сперли записи некоей дамы и принесли Ягоде в кабинет. Стал читать и обмер.

Тарле рассказывал истории, в самом деле удивительные! В 1795 году еще мало кому известный генерал Наполеон Бонапарт случайно оказался в Париже, когда сторонники свергнутого короля готовили переворот. И действовали так открыто и самоуверенно, что правительство от страха остолбенело. Казалось, все!

В последней надежде хватались за соломинку, но только генералы защищать правительство отказывались, потому что частей, верных правительству, почти не осталось. Такой вот соломинкой и стал Бонапарт. У Бонапарта, генерала-артиллериста, солдат тоже не было. У него было другое. Генерал понимал, что рассуждения не имеют смысла. Во всяком случае, они всегда уступают действию!

В общем, Бонапарт приказал привезти пушки и поставил их прямо на улицах, преграждая путь мятежникам. Те, дурачки, решили, что шрапнелью по людям в городе никто стрелять не осмелится…

Такой человек нашелся. Осмелился. И все заговорщики со своими протестами этой самой шрапнелью были буквально разметаны по парижским мостовым…

Ягода бумагу прочитал один-единственный раз.

Читал, наполняясь страхом: сейчас таких «наполеонов» пруд пруди. К концу чтения успокоился, взял себя в руки. Если не устроили подобное, значит, генералы есть, а Наполеона среди них нет. Ну, и славно…

Бумагу вернул, распорядившись сделать сотруднику выговор: не надо обращать внимание на глупости. Надо же понимать специфику научной интеллигенции: грызутся, и хорошо. Значит, живут и работают. Не надо людей попусту нервировать.