Воевода над всеми суд и правёж чинил, попы за всех молились, а мужики на всех работали.

Так и жили, не мудрствуя, да еще по зимам люди посадские тешились кулачными и палочными боями, сокрушая друг другу скулы и ребра, – то играла в народе молодая кровь.

С купцов оброк брался смотря по торгам и промыслам. С кабаков и харчевен бралась денежка уловная. И с судов, приставших к берегу с товаром, взыскивалась копеечка побережная. На перевозах, перелазах и заставах тамга

собиралась за весчее

, померное, явку и за пятно. Да с рыбацких слободок шла в казну гривна волжская.

Катилась деньга из кулака в кулак, из сумы в суму и изо всех сум – в Москву, в государеву мошну.

А в Москве на корню сидел царь Иван.

Вокруг Москвы, на лучших землях сидели царевы согласники – князья и бояре с дружинами.

Любил царь, забравшись на башню кремлевскую, побыть в одиночестве: далеко отсюда было видно.

Там, старыми степными шляхами, в тучах вихрящейся пыли с гиком и визгом летела крымская орда для губительного удара.

Там, от лихости воеводы народ разбежался, и его, государев, город остался пуст.

Там, с далеких наволжских становищ, бесовская сила подняла и замешала покоренные племена кочевников, и они, преступя многие клятвы, уже седлали коней и клинками высекали искры мятежа. [32/33]

Там, соседствующие страны, поддавшись дьявольскому наваждению, замышляли против Москвы недоброе.

Там, знатные потомки удельных князей, таясь воровски по углам, раскидывали тенета заговора; да они ж, сбежав в чужие земли, ярились оттоль, лаяли и всяко поносили своего государя.

Там, буйствующие казачишки, колеблясь в вере и свожжавшись с разноязычным сбродом, шли на города русские с разбойным приступом...

Печалился царь Иван о неустроении царства своего и все придумывал, как бы сотворить земле русской приращение, прибыточную торговлю со всякими странами завести и веру православную распространить, дабы возвеличилась Русь над всеми народами и языками.

На холмах лепились сторожевые городки, посады и слободки, бревенчатыми стенами да рвами обнесены.

Плутала Русь в лесах и болотах. Качали ее ветра, секли дожди, заметали злые сиверы.

Облачившись в смирные одежды, в слезах молился царь. Деньги и дарующие грамоты по городам рассылал; сам ездил по монастырям, богадельням и тюрьмам, кормя из рук убогих, прокаженных и злодеев; да по цареву ж указу царевы холуи развозили на телегах по улицам московским милостыню.

Лились звоны печальные

галчиный крик...

Но скоро, по слову летописца, возненавидя грады земли своея, скакал царь с опричниками по дорогам русским и в исступлении ума крушил города, жег деревни, побивал и топил множество народа и неугодных вельмож. Так в лето 1570 года были подняты на меч Клин, Тверь, Псков и Новгород.

В страхе и трепете, подплыв кровью, лежала земля русская.

В кремлевских же палатах жарко горели свечи, гремели песни подблюдные, плясали девы наги. Веселился царь, веселились и его согласники, а на помостах стучали топоры, рубя – и черным людишкам, и попам, и боярам – головы.

Из Москвы на всю страну шла гроза и милость царская.

Войны, то затихая, то разгораясь, велись беспрерывно из года в год.

Под звоны колокольные полк за полком и рать за ратью гнала Москва...

С разудалой песнью и пьяною слезою выступали пеши, выступали конны...

<