Шрифт:
– Побойся бога, Фрол Кузьмич, подумай-ка: где Астрахань, где Ярослав!
– Путина великая.
– Как не великая! Переть да переть... Посудина твоя гружена тяжело. Утрем поту, хлебнем слезы...
– Дойдем полегоньку.
– Легко сказать!
– Дойдем, где способными ветрами, где как.
– Вестимо, пойдем так дойдем... Мы тебе, Фрол Кузьмич, уважим, да и ты нас, твоя милость, копейкой не прижимай.
– Стоните, сударики, не стоните, а из меня и гроша ломаного не выстоните.
– Ну, по шести рублев с полтиною...
– По три рублика на рыло, да накину вам на пропой по медному пятаку.
– По шести рублев.
– Трешница.
– Пять с полтиной.
– Трояк.
– Пять рублев.
– Трынка.
– И по четыре не дашь?
– Не дам.
Бурлаки переглядывались, шептались, и гусак, хлеснув шапчонкой о землю, невесело выговаривал:
– Эх, где наше не пропадало! Плыть – так плыть!.. Давай, хозяин, гладь дорогу.
Купец выставлял угощенье, ватага пропивала свою волю. [36/37]
Гуляли день, гуляли ночь, дурными голосами орали пропащие песни.
На заре гусак поднимал зыком:
– Хомутайся!..
Артельный козел привозил с баржи бочонок вина полугарного, и бурлаки, похмелившись, впрягались в хомуты.
– Берись!
– Взяли.
– Ходу!
– Разом, эх, да!..
Тяжел первый шаг, а там – влегли и пошли, раскачиваясь, пошли, оставляя на мокром песке клетчатый след лаптя. Набегала шаловливая волна, зализывала бурлацкий след.
Секли бурлаков дожди, сушил ветер.
На тихих плесах шли ходко, верст по сорок в пряжку, а на перекатах и у бычков – где вода кипмя кипела – маялись, сволакивая порою посудину с камней или с отмели.
С-за угла копейку срубим,
На нее краюху купим...
Э-эй, дубинушка, ухнем!
Э-да зеленая сама пойдет!
Дернем
подернем...
Дернем
подернем...
да еще разок
поддернем...
Идет-ползет!
Ух
ух...
Ух
<