Буря внутри сменилась отчаянием. Храбриться я могу здесь и сейчас, когда есть Капитан и каюта его открыта для меня и днем, и ночью. А мы сойдем на берег, и я останусь с этим чудовищем один на один. А что тогда? Я же теряю волю, когда он находится в непосредственной близости. С самого моего первого пробуждения, я веду себя не так, как обычно. Я словно с ума сошла!

Я тихо отпустила мойку и заревела в голос. И ведь я так бездарно потратила свой поцелуй. Я почти прониклась его магией, как об этом писал Дюма, это должно было быть что-то волшебное, неземное, нежное… А что у меня? Гнев, мерзость и грязь. Но, кажется, я хотела пожалеть об этом, я спрятала голову в коленки и снова заскулила. Хотела? Теперь жалей, детка!

— Аиша, ты здесь? Я тебя насилу нашел, — Капитан был не на шутку взволнован и сразу порывисто меня обнял. Где-то в глубине этого теплого кокона я взвыла с новой силой.

— Что случилось? Ну, что, Аиша? Я беспокоюсь, пожалуйста, — он гладил меня по голове одной рукой и по спине другой. От его жалости мне становилось только хуже.

— Ты поругалась с Максимусом?

Я закивала, не поднимая головы.

— Я тоже с ним поругался, — я слышала, как он улыбнулся.

— Да?

Я подняла голову, все, что мне было нужно, его улыбка.

— Да, — он был будто безмятежен и спокоен, глаза, как вода, прозрачные, зеленые, — Поплачь еще, если хочется.

Слезы катились из глаз просто так, он продолжал гладить меня и собирал слезы губами со щек. Я ощутила его сухие, просоленные губы внезапно, но, как-то естественно. Он нежно и настойчиво, долго целовал меня, пока я не решилась, как умела, ответить. Плакать я перестала скорее от удивления. Максимус был другим. Что-то жесткое было и терпкое в том поцелуе. Я снова вспомнила, и слезы хлынули потоком. Капитан только терпеливо ждал, властно уткнув мою голову в свое плечо.

— Я с ним вдрызг поругался. Мы с ним разве что локти мои на камбузе не припомнили, — тихо говорил он, — Он первый ко мне пришел и стал шутить, что, мол, мы с тобой всю ночь языками чесали вместо того, чтобы делом заниматься. Я не вытерпел, в самом деле, сколько можно?! В другой момент я бы стерпел, но тут. Я высказал все, что не сказал ночью.

— А разве что-то осталось?

— О, поверь мне, осталось даже больше, чем я сам предполагал. Я припомнил ему все, и объяснил, насколько все серьезно. Мы можем просто потерять друг друга все втроем. А мне этого очень не хочется.

— А я с ним поругалась… Просто я высказала все, что поняла из вашего ночного разговора. Лиду ему припомнила, сказала, что не хотела с самого начала быть его помощницей, что он во всем виноват, что настоял и лепит из меня черти что.

— А что он сказал?

Я отняла голову от его плеча, хоть это и далось мне с трудом.

— Он мне сказал: "Вали!"

Капитан очень удивился.

— Даже так. Продолжай, только в подробностях прошу тебя. Да, пойдем лучше в каюту, здесь прохладно, ты простудишься.

— Но посуда…

— Вот ты фанатка. Георг вымоет, да, Георг?

Кок вздохнул и кивнул, взгляд его выражал противоестественную связь сочувствия, безнадежности и раздражения. Я покраснела. Георг много слышал и видел. А я и забыла, что он был тут. Хотя он человек-могила, боюсь, он и молчаливый такой, что знает слишком много такого рода тайн.

Мы поднялись к Капитану, он аккуратно прикрыл дверь. Я села на кровать, а он у меня в ногах.

— Мне очень любопытно, продолжай, я потом все объясню.

— Максимус так близко подставил мне лицо, я не могла удержаться, чтобы он знал свое место… Я его укусила.

— Да? — рассмеялся Капитан.

— Да, в самый кончик носа.

Капитан окончательно развеселился, и мне показалось теперь это смешным.

— А что было дальше?

— Максимус сказал, что просит прощенья, и что делает это, чтобы не отбивать девушку у лучшего друга, — Капитана перекосило горькой усмешкой, — А потом… потом… (вот уж действительно я вспоминала и содрогалась)… Мне захотелось сделать гадость… Не ему… самой себе (из глаз снова покатились слезы, Капитан отреагировал мгновенно, взял мои руки и грел их). Я его поцеловала.

Я замолчала, ожидая, что все громы небесные обрушатся на мою голову, что сейчас и Капитан отвернется от меня, потому что я еще неокрепшее чувство растоптала в прах.

Минуту длилась тишина, мне казалось, что я седею. Громы действительно разразились, но это был смех. Смех Капитана упругими мячиками скакал по комнате, он веселился от души. Я была несколько шокирована таким его поведением.

— Ты неподражаема! Прости веселье, но скажи, что он сделал потом?

Бесшабашное, веселое любопытство плескалось в его глазах.