Он вернулся, оставляя мокрые следы на полу, волосы облепили его лоб. Выглядел он лучше, но и серьезней тоже.

— Все слышала? — в лоб спросил он, в тоне его не было обычной мягкости. Он был жесток и неумолим, словно бесился, что и со мной еще надо нянчиться.

— Да, но еще не успела осмыслить.

— Так осмысляй. Бывают ситуации, когда на раздумья нет времени. Учись делать и думать одновременно, — Он отпил из своего стакана и поморщился, — Что делать? А главное, я не ожидал, что оно действительно все именно так повернуто. Если бы не твой вопрос, я бы и не задумался. Мне казалось, все…не то чтобы закономерно… Но развивается по естественному ходу событий, а не по созданному кем-то. Ладно, не важно. Со своими тараканами я как-нибудь сам справлюсь.

Даже лучше, что ты здесь и все слышала, — продолжил он после молчания, — Я хоть смогу предупредить тебя с кем ты имеешь дело. Я не буду говорить плохо о лучшем друге, у него своя философия, которой он следует, у него своя жизнь и отношение к ней. Но вот, что я тебе бы посоветовал. Не поддавайся ему. Во многом мы с ним все еще вместе, потому что постоянно соревнуемся, кто из нас сильнее.

Вызов бросил первым он. Я всегда презирал драки, как сильнейший, да и воспитание, и характер позволяли мне обходиться без них. Вся сила здесь, — Капитан постучал пальцем по лбу, — Я даже и не заметил его, когда якобы толкал локтем на камбузе. А Максимус всегда был драчуном, ему только повод дай. Я всегда считал таких людей не большого интеллекта. Друг оказался не таким. Мы предпочли с ним словесные драки, борьбу знаний, соревнование умений, а не просто кулачный бой.

Он всегда был хорош собой. Точнее не так. Максимус умеет две вещи: много и красиво говорить и понимать, что нужно женщине. У него звериное чутье, бешеный магнетизм, и он этим пользуется.

Одно могу сказать, он относится бережно ко всем свои пассиям, они практически не задерживаются у него, но он — одно из лучших их воспоминаний. Вряд ли есть женщины, которых он оставил несчастными.

С Лидой, правда было по-другому: он нашел ее через агентство и не думал, что будет крутить с ней роман. За романами и развлечениями он ездит в путешествия. Лиду он раскусил не сразу. У них были только деловые отношения, хотя я видел, что она полностью в его власти, скажи он ей: ляг и умри — умерла бы, едва коснувшись головой пола.

Он ничего не видел, то есть совсем ничего. А когда заметил, то ужаснулся. Сколько было женщин, сколько перетерпела Лида. Тогда же он обнаружил в ней любовь к свободе и мысли. Что хорошо умела Лида, так это думать и рассуждать. Она давала фору записным мудрецам, которые собирались у старика дома.

Я тогда болел и наблюдал развитие событий. Макс часто приходил ко мне, он даже плакал из-за нее. Вот уж чего я никогда бы не мог подумать за ним! В конце концов, он предложил ей союз. Естественно, она согласилась.

Я был рад за них, но в ночь перед отъездом я едва уговорил Макса остаться с Лидой. Он был напуган, бледен, почти безумен. Он понял, что теряет драгоценную свободу, к которой так привык. Я уговорил его, тем паче, что он сам понимал — без Лиды пропадет. Когда Лида ему открылась, он был на той точке кипения, когда продолжать такой образ жизни было невозможно. Сейчас он стал гораздо скромнее.

Он недолго выдержал на островах, часто приезжал, жаловался, что ему плохо вдвоем с Лидой, что он "испил этого родника" и жаждет уйти к другим. Я уговаривал его как мог.

Макс человек упертый, если что-то втемяшит в голову, то не выбьешь. Это со мной он так просто извиняется, потому что я ему дорог. А с любым другим, наболтает в три короба, и концов не сыщешь. Он все же провернул аферу. Из рыжего стал седым, а когда окончательно вернулся, заперся в доме на месяц.

Из затворничества вышел обновленным, будто и, правда, смерти в глаза заглянул. Он перестал распутничать в неимоверных количествах. У него даже завелись свои принципы, по которым он отбирал девушек. Он более тщательно относится к тем, кто с ним рядом, но все же не достаточно внимательно и щепетильно, на мой взгляд.

Он считает, что раздает любовь задаром. Миру и впрямь не хватает любви, но не плотской, не физической. Любовь — это союз душевный и потому она не может быть счастливой. Человеку свойственно сомневаться, желать чего-то большего. И по мне, тот, кто откажется от желаний, тот и сможет быть счастлив в любви. А вообще она такая хитрая штука. Она убивает все, — тут Капитан запнулся и закашлялся.

— Что на нее не похоже, — продолжила я.

Капитан удивленно посмотрел на меня.

— И ты с этим согласна? — удивился он.

— Нет, с чего бы? А что не похоже на любовь? Тут либо сам корень утверждения неверный, либо все похоже на любовь. Любовь это сила, которая создана рождать, а не убивать.

Капитан с интересом слушал меня, а потом хмыкнул и уставился в свой стакан.

— Если бы она дана была созидать, я бы так не мучился.

— Но ведь дети рождаются в муках.

— Аналогия слишком пространна, — причмокнул он, — Но знаешь, в этом есть доля правды. Я по себе чувствую, что становлюсь каким-то другим. Сколько мы с тобой знакомы?