Случается, что у директора зоопарка родится сын с ластами вместо ног. Конечно, как всякое несчастье, это — полная неожиданность.

И тем временем, пока ребенка доставляют на Крайний Север, надеясь, что там он окажется в более подходящей среде, семья, и так облеченная некой таинственностью, просто исчезает в ней. Кто может похвалиться тем, что действительно узнал семью директора зоопарка?

Сколь менее презренны были бы люди, не носи они все на себе лица.

В восемь лет я все еще хотел, чтобы меня считали растением.

Не все лошади, обретя вместо хвоста кнут, стали бы кучерами.

С точки зрения собаки Нью-Йорк должен быть пониже.

Суметь подобрать духи к собственным утратам.

Запятые теряются между домов, поэтому их так трудно читать и так утомительно одолевать улицы.

Фразы городов бесконечны, но они завораживают. И из деревень дезертируют некогда отважные землепашцы: им самим теперь хочется разобраться в восхитительно запутанном тексте, о котором все только и говорят — в него так мучительно вчитываться, да и возможно ли вчитаться?

И однако они стараются это сделать, упрямые трудяги, шагая без передышки, впитывая на ходу испарения сточных труб и проказу с фасадов вместо скрытого смысла. С рассудком, затуманенным нищетой и усталостью, блуждают эти люди перед витринами и прилавками, подчас забывая о цели поисков, но никогда — о самих поисках… Так исчезают деревни.

Все прекрасно, сказал палач. У несчастья цветущий вид.

Когда петух начнет нестись, заговорит курица.

Человеческий слух беззащитен. Судя по всему, соседей не предполагалось.

Ноги не доказывают существование лица, они доказывают существование пляжа.

Шнурок на ботинке посла рвется лишь перед Их Королевскими величествами.

Молчаливый в горах, болтлив на равнине.

Мыло грязь не созерцает.

Приклеиться может все, даже ветер.

По его мнению, ночь недостаточно черна. Для него она должна быть беспросветна.

Комедию для листьев не играют перед деревьями.

Каждый век служит свою мессу. Чего же ждет этот, чтобы отслужить свою перед громадным алтарем отвращения?

Кто сможет побрить бритву, уластит ластик.

Деревья равнодушны к бреду птиц.

Не дело крокодила кричать: «Осторожно, крокодил!»

Скрывающий свое безумие умрет немым.

Дыня пульсировала как сердце.

Это час ветряных мельниц: их крылья вращает тоска.

Фаллос в этом веке стал теоретиком.

Это ложь, даже если правда.

Страх сразу переходит на ты. Не разговоришься.

Караваны нуждаются в уважении.

Нет доказательств, что блоха, живущая на мыши, боится кошки.

Попади в вены тигра бычья кровь, какие кошмары будут его мучить.

Изгнавший своего беса докучает своими ангелами.