От стыда у нее горели щеки.

– Я чувствую себя очень глупо.

– Напрасно. Глупость – это одно, а неопытность – нечто совершенно другое. – Ллойд махнул рукой в сторону дивана. – Давай на некоторое время забудем о бизнесе и выпьем.

– Да, – поспешила согласиться она. – Виски. Неразбавленное.

– Неразбавленное?

– Можно добавить немного льда. – Отэм встала с кресла и утонула в мягкой коже дивана. Она наблюдала, как Ллойд шел к бару и смешивал напитки. Его походка была ровной, шаги размеренными, словно он осторожно перемещал себя из одной точки в другую безо всяких ненужных заминок. Мэрфи подошел к дивану, и она посмотрела на него, пообещав себе никогда больше не позволять эмоциям брать верх над рассудком.

– А что было хуже всего; начало, середина или конец?

– Начало. Всегда говори человеку, сколько денег ты собираешься для него сделать, прежде чем сообщить, сколько это будет стоить. – Он откинулся на диване и отхлебнул из стакана. – Мне бы хотелось, Отэм, чтобы ты кое-что поняла. Если я когда-нибудь и буду финансировать тебя в деловом предприятии, то потому, что ты нашла беспроигрышный проект. Если я когда-нибудь буду заниматься с тобой любовью, то потому, что ты тоже этого захочешь.

Отэм прекрасно слышала обе фразы, но в голове у нее осталась только первая. Она поглядела на него краем глаза.

– Правда будешь? Я имею в виду – финансировать меня после того, какой дурой я выглядела сегодня?

– Безусловно. Я не имею ничего против того, чтобы делать деньги. Если ты обратишься ко мне с чем-нибудь, что я сочту верным делом, я буду поддерживать тебя.

– Что ты думаешь о «Конуре» в смысле роста?

– Бар может давать вполне приличный доход. Если ты в состоянии расширяться, то можешь увеличить свою прибыль, но тут нет места для второй стороны или высоких процентов на капиталовложения. Если я одолжу тебе деньги, то это будет любезность. Я не делаю любезностей. Либо я могу дать тебе деньги и предоставить возможность расплачиваться при помощи твоей задницы. Такая сделка вряд ли устроит и тебя, и меня. Если бы меня такой вариант интересовал, то я скорее пошел бы к проститутке. – Он помолчал и улыбнулся. – Кроме того, сомневаюсь, что это понравится тете Молли.

Отэм удивленно покачала головой:

– А вообще есть что-нибудь такое, чего ты про меня не знаешь?

– Очень немного.

– Я могу понять, как ты узнал большую часть, но каким образом ты выяснил, что я люблю на завтрак?

– Просто. Путем телефонного интервью с твоей соседкой по квартире. Если не ошибаюсь, ее звали Джули?

– Да, – ответила она и подумала о своей старой подруге. Последнее, что она о ней слышала, – это то, что Джули переехала в Лос-Анджелес с каким-то мужчиной. – Джули уехала после того, как я вышла замуж за Эверетта. Ей это не понравилось.

– Я знаю, – сказал Ллойд рассеянно.

Отэм повернулась на диване и испытующе поглядела на него:

– Зачем ты это делаешь? Почему ты следишь за мной?

Он пожал плечами:

– Потому что ты мне нравишься, Отэм. Ты сложный человек. Загадка. Безумная смесь, которая одновременно и очаровывает, и повергает в отчаяние. Иногда ты смышленый ребенок, который сбрасывает туфли, потому что нервничает. А порой – зрелая, рассудительная и очень чувственная женщина. В результате получается весьма интригующая комбинация. Я очень многого жду от тебя. Будет интересно наблюдать, что получится.

Отэм поставила свой стакан на кофейный столик, встала и посмотрела сверху вниз на Ллойда:

– Если ты этого вдруг не знаешь, Ллойд Мэрфи, то ты только что выбил почву у меня из-под ног. Мне больше некуда идти. Если ты знаешь, как мне осуществить все эти великие деяния, то лучше ты бы мне что-нибудь посоветовал. У смышленого ребенка в голове нет ни одной идеи. Когда я пришла сюда...

Она замолчала и с удивлением оглянулась, потому что дверь распахнулась, словно в комнату ворвался порыв сильного ветра. В кабинет влетела молодая женщина с длинными волосами песочного цвета. Отэм довольно часто видела ее лицо на фотографиях в газетах и поняла, что это дочь Ллойда, Линди. У нее, как и у отца, были зеленые глаза, но она была слишком похожа на него, чтобы ее можно было назвать хорошенькой. Тем не менее у нее были приятные черты, а движения по-отцовски живые.

Линди, одетая в полинявшие джинсы и свитер, промчалась через комнату и бросилась в объятия Ллойда.

– Привет, папа. – Она обернулась и посмотрела на Отэм. – Вы одна из папиных протеже? Он любит заставлять женщин заниматься тем, чем не может заставить заниматься меня.

В ее голосе не было и намека на недоброжелательность, и Отэм улыбнулась:

– Нет, я одна из продавщиц вашего папы.

– Правда? Я пробовала работать продавщицей. Мне хотелось самой проложить себе дорогу наверх, но, очевидно, я слишком похожа на свою мать, у меня голова не годится для бизнеса.

Отэм было ясно, что Линди – свет в окошке для ее папы. Она посмотрела на Ллойда и усмехнулась:

– Ваша дочь тоже готовит фаршированную индейку?

– Нет. – Мэрфи взглянул на девушку, напустив на себя притворно-сердитый вид. – Она специализируется на дорожных штрафах и на отчислениях из колледжей.

Линди ткнула его под ребра.

– Тебе это нравится, сам знаешь. – Девушка улыбнулась Отэм. – Женщину без характера он считает существом низшим, способным возбуждать разве что мятое кухонное полотенце. – Она кивнула на Ллойда. – Это он виноват, что я такая уродка. Он учил меня жить в соответствии с его же тремя девизами: «Если это подарок, прими его. Если это можно купить, то это не нужно. Если это не продается, найди другой способ получить это». Бедная мама. Каково ей было с этим злым демоном?