— А рыть бункеры откуда умеешь?! — почти закричал Черепахин. — Ты же говорил, что был мальчишкой, ничего не умел, только еду им носил!

Боевик Проховыч расхохотался.

— Мало ли что я говорил… Другое бы сказал — и к стенке поставили! А я под малолетку закосил, ничего на себя не взял, потому и жив остался. И тайники с оружием не выдал. Вот они меня и дождались.

— Да…

Увиденное и услышанное не укладывалось в голове. Иван извлек фотоаппарат.

— Сфоткаемся?

Черепанов думал, что Проховыч откажется, но он согласился. Надел на шею «ППШ», приложил руку к козырьку фуражки. В полумраке ослепительно вспыхнул блиц.

Потом прицелился из «шмайсера». Еще один блиц.

Сел на нары в окружении пистолетов. Снова блиц.

Черепахин взял в руки один пистолет, второй. Через открытый люк солнечный свет проникал в схрон, и он мог рассмотреть оружие. Потертые парабеллум и ТТ известны по военным фильмам. А вот угловатый, толстый, пластиковый — это явно современный… «Глок», кажется! И этот, с вырезом на затворе…

— Дед Микола, а эти откуда? Не с войны ведь!

— А вот тут заковыка одна вышла интересная, — Проховыч согнал улыбку. — Приезжали двое из города. Наглые такие, «крученые», машина — больше моей хаты. Мелют языками — то да се, вроде как поохотиться хотят, но видно, что не по этим делам. Я и спросил напрямки, мол, чего надо? Они глаза волчьи прячут, успокаивают: да ты, старик, нас не бойся… А я свое отбоялся, так им и сказал, но насторожился. Ну, они и лепят мне сказки разные… Странные сказки, удивительные, я таких никогда не слышал… Так и ответил им. А они вроде обиделись, стали претензии мне высказывать…

Проховыч стоял в углу и в сумраке был похож на ожившего мертвеца. Череп, провалы глаз с дьявольским огоньком внутри, белые волчьи зубы… Черепахин не стал бы предъявлять ему претензий.

— Совсем совесть потеряли, стали цепляться: зачем тебе такой дом, мы его на себя переделаем, а тебя, говорят, в болоте утопим!

Он махнул рукой.

— Ладно, пошли на воздух, чего зря в схроне сидеть? Время придет, насидимся еще!

На полянке фотосессия продолжилась. Проховыч охотно позировал с оружием, принимал воинские стойки, совсем разойдясь, вскинул руку в нацистском приветствии и громко крикнул:

— Хайль Гитлер!

Радуясь журналистской удаче, Иван только успевал щелкать затвором фотоаппарата.

Когда люк закрыли, вход в схрон стал совершенно незаметным. Дед Микола удовлетворенно крякнул.

— И как ты с ними разошелся? — напомнил Черепахин. — Ну, с теми, «кручеными»?

Проховыч пожал плечами.

— Лучше, чем они со мной хотели. Вот иди, покажу…

Он поманил Ивана пальцем и пошел в чащу. Серый потрусил рядом. Черепахину оставалось одно — идти сзади. Но недосказанная история требовала продолжения.

— Так что, они так и уехали, и пистолеты оставили? — спросил Иван у прямой, как штык, Миколиной спины. — Что-то я обратной колеи не видел…

Но с таким же успехом можно было обращаться к прямому хвосту Серого. Микола говорил только тогда, когда сам этого хотел.

Через пятнадцать минут Проховыч и полуволк остановились. Когда Черепахин подошел, Проховыч продолжил:

— Вижу, дело к мокрухе идет, продырявят меня из своих пушек да бросят в болото! И Серого не пожалеют!

Микола погладил полуволка по огромной голове. Тот явно беспокоился и рвался в густые заросли.

— Я тогда вроде как испугался, разыграл им уважение, накормил жареной уткой — вку-у-сная! И первача налил — он синим пламенем горит, градусов семьдесят! Ну, они и размякли, стали песни петь. А я их почивать положил на лавки — голова к голове…

Проховыч показал ладонями, как именно легли «крученые».

— А как захрапели, я два раза маханул топориком вверх-вниз, — он сделал движение ладонью, как будто разбивал кирпичи приемами карате.

— И вся их наглость закончилась!

Черепахин оторопел.

— Так ты, деду, их — что?..

— Что, что… На лавке даже зарубки остались… Еле отмыл потом…

Он раздвинул густые кусты, показав две свежие могилки, со связанными крестом толстыми ветками.

— Вишь, в болото бросать не стал, как скотину, по-человечески сделал, каждого отдельно…

У Ивана закружилась голова, он покачнулся. Крепкой рукой дед Микола взял его за локоть.

— И как же ты их дотащил сюда? — глубоко вдохнув прохладный воздух, спросил Черепахин, чтобы хоть что-то сказать.

— Да очень просто. По-партизански. Волокушу сделал, до поляны на телеге, а потом Серого запряг. Делото простое. И машину ихнюю в такую топь закатил, никто концов не найдет. Да никто и искать не будет! Они мне сразу не понравились…

— Ох, ошибаешься ты, дед Микола! — сказал Иван, шагая по тропинке обратно. — За такими следом всегда дружки приходят!

— Пусть приходят, — ответил бывший проводник боевой пятерки. — Я кого хошь положу в землю. А сам уйду в болото — у меня и там схроны есть. Могу сколько хочешь просидеть — никто не достанет.