Шрифт:
– Делай это каждую ночь. Формальные предупреждения, как мне кажется, не приняты.
– Значит, я никогда не буду знать, придешь ты или нет? Я должна лежать, не спать и быть готовой, если тебе захочется этим заниматься? А если ты вообще не придешь, я так и буду всю ночь не спать?
– Полагаю, такой опасности нет.
– Ты хочешь сказать, что собираешься приходить ко мне каждую ночь?
Он имел в виду, что она заснет, а не будет на самом деле ждать всю ночь, каково бы ни было ее понятие супружеского долга. Но вопрос был честным, а ее удивление напомнило о ее неискушенности.
– Возможно, и так. Во всяком случае, какое-то время я скорее всего буду приходить к тебе каждую ночь.
Он не спрашивал, согласна ли она. Он не был расположен вести такого рода переговоры.
– По-моему, это будет не так уж плохо. Возможно, ты был прав и в этом смысле мы довольно хорошо подходим друг другу.
Он приподнялся на локте и посмотрел на ее сморщенный лоб. Он вполне соответствовал ее голосу, полному неторопливых размышлений.
– Мы подойдем друг другу еще больше, если ты останешься честной и смелой.
– Честной и смелой? Ты меня такой считаешь?
– Эти слова не хуже и не лучше любых других для описания того, как ты относишься к наслаждению. – И для описания ее реакции в целом, решил он.
– Гувернантка учила меня, что мужчины предпочитают скромных и добродетельных.
– Я рад, что ты оказалась плохой ученицей.
– Значит, тебя не удивила моя несдержанность?
– Ни капельки.
– А меня удивила. Впрочем, ты, наверное, уже все испытал с другими женщинами.
Довольно неожиданно он почувствовал, что оказался на зыбкой почве.
В ее голосе он не услышал осуждения. Она была всего лишь самой собой – честной и смелой. Все же он счел за лучшее сказать небрежно:
– С другими женщинами? О! Ты имеешь в виду мое далекое прошлое? Да я уже давно о них позабыл.
Верити сначала хихикнула, а потом рассмеялась. Отдышавшись, она приподнялась, поцеловала его в щеку и упала спиной на постель.
– Спасибо, что попытался, Хоксуэлл. Хоть я смелая и честная, иллюзий у меня нет.
Зыбкая почва превратилась в топкое болото, и он решил, что этот разговор продолжался достаточно долго, чтобы она не почувствовала себя обделенной его вниманием.
Он поцеловал ее и встал с постели.
Глава 14
Дом Хоксуэлла на Ганновер-сквер оказался менее запущенным, чем Гринли-Парк. Район был не самый лучший, как написала в своем письме Селия. Светское общество уже давно отсюда переехало. То, что графы Хоксуэлл все еще жили здесь, свидетельствовало о постепенном уменьшении богатства семьи.
В некоторых комнатах, по мнению Верити, вполне можно было жить. Библиотеку, конечно, неплохо бы подновить, как советовала тетя Джулия, но Верити понравилась серебристая обивка кресел и диванов, старинная темная мебель и прекрасный вид из больших окон.
По контрасту с библиотекой гостиная выглядела холодной – и похоже, ею уже давно не пользовались. Хоксуэлл, наверное, редко принимал гостей в этом доме. Если к нему и приходили друзья, то скорее всего проводили время в библиотеке или в апартаментах наверху.
– А здесь сад, – сказал Хоксуэлл, открывая одну из застекленных дверей в длинной галерее, служившей также бальным залом. – Обещай, что не будешь меня ругать.
Они вышли на красивую большую террасу, пол которой был выложен похожими на мрамор плитами. Перед ней расстилался огромный сад, заканчивавшийся в дальнем углу кирпичной стеной, с помощью которой были, по-видимому, замаскированы конюшни и хозяйственные постройки.
– О Господи!
– Садовник не из лучших. Ты это имеешь в виду?
– Он ничего не умеет. Тисовые деревья погибли, а кусты вообще подстрижены кое-как. Боюсь, что он не знаком даже с азами садоводства.
– Думаю, ты его подучишь.
Она спустилась по ступеням и остановилась посреди разрухи.
– Я не уверена, что смогу с этим справиться.
– Возьми помощников. Уволь этого садовника и найми другого. Или трех. На свое усмотрение.
Она оглядела ряд небольших, совершенно нелепых клумбочек вдоль дорожек. Здесь все надо было перепланировать.