— Успеешь погулять! Сначала товарищей ратных надо уважить!

Товарищей уважал Серега ещё долго. Чтобы не опьянеть окончательно, он налёг на еду, а обманчиво-ласковое вино оставил в покое. Помогла ему в этом Варя — она лично подливала ему в кубок из отдельного кувшина. С квасом.

— Други, давайте чокнемся! — к Сереге и Грысту подошёл Иван с трехлитровым деревянным черпаком. — За нашу победу и смерть Кощею!

— Смерть Кощею! — рявкнули присутствующие, будто только и ждали команды.

Ополовинив черпак, Ваня поставил его на бочонок с вином.

— А вы знаете, чем костяшка нас бить пытался?

— Что-то вроде короткого трезубца у него было, — наморщился Грыст, пытаясь вспомнить.

— Что с тобой? — испугался Иван.

— А? Нет, ничего, вспоминаю просто.

— А-а, я тоже, когда думаю, говорят, сильно искажаюсь.

Варя, стоявшая неподалёку, прыснула в кулачок, но услышали все. Серега, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех, отвернулся в сторону, чтобы Иван не обиделся. Ваня, не замечая усмешек, продолжал речь:

— Так вот, никакой это был не трезубец. Знаете что? Вовек не догадаетесь! Ща принесу!

Немного вихляющей походкой (наверное, устал после сечи) Иван-дурак удалился из шатра и вскоре вернулся, держа в руке чучело мини-Горыныча.

— Во, глядите, с чем на нас Кощей воевать пришёл!

Воины внимательно (каждый в меру степени опьянения) рассматривали чучело, удивлённо цокали языками и передавали его дальше. Когда чучело добралось до Святогора, он покачал головой.

— Гляди, Черныш, маленький змей Горыныч. Помнишь, как мы таких же, только больших, лупили? А как они огнём плевались!

— Само собой! А ты помнишь, как один такой тебе зад поджарил? — ударился в воспоминания Черномор.

— Не, не помню, — как-то быстро ответил Святогор. — Ваня, поставь чучело куда-нибудь, потом отдадим Язычнику. На память. Других-то змеев уж и не осталось.

Иван не глядя сунул чучело куда-то за себя. Как позже выяснилось, в свой же черпак с вином.

— А вы тот самый Черномор? — полюбопытствовал Серега, обращаясь к длиннобородому воеводе.

— Ага, — кивнул он, — а какой "тот самый"?

— Ну, Пушкин ещё писал про вас и ваш отряд: "Все они, как на подбор, с ними дядька Черномор". Больше, извиняюсь, не помню.

— Пушкин, Пушкин, — пробормотал Черномор. — Кучерявый такой? Как же, был здесь! Он в какую-то ссылку ехал, да по пути сюда заглянул.

— Здесь? Пушкин? — удивился Серега. — Но я думал, что он поэт, а не воин!

— Ну и что? — в свою очередь удивился воевода. — Пушкин, да, не воин, но великой души человек!

— Согласен! Великий был человек!

— Умер?

— Погиб.

— Ну, вечная ему память. Вот Язычник расстроится-то…

— А он тоже Пушкина знал?

— Конечно! Он же полевого рифмам и научил. Ох, и у великих бывают ошибки. Великие. Теперь житья нет от стихов Язычника. По поводу и без повода…

— Да, заметно.

— А мне он нравится, — икнул Грыст. — Опять же, по-тарабарски разумеет!

— А ты сам где так непонятно научился разговаривать?

— Почему-то люди считают, что тролли только так и умеют говорить. И когда меня встречали, такую чушь начинали нести! Пиджин-лингво называется. Хочешь — не хочешь, научишься.

Тролль приложился к очередному кувшину. Он на окружающую еду не обращал внимания, зато пил, как лошадь. Серега незаметно ткнул его в бок.

— Слышь, Грыст, ты бы закусывал! Вот, осётр жареный!

— Я рыбу не люблю!

— Поросёнок…

— Не хочу! Он хрюкает!

— Что ты! Это твой сосед справа чавкает!

— Всё равно не хочу! — тролль капризно скривился. И без того не красавец, теперь он стал просто страшноватым.

— Огурцы маринованные, грибы… Самая лучшая закуска!

— Не люблю я траву! — поморщился Грыст. — Мне б чего-нибудь такого…

— Какого? — Серега стало любопытно, чего же возжелал тролль. — Слушай, Грыст, а, может, ты, и вправду, людоед?

— Конечно! Щас тобой закусывать начну! Интересно, чего это там Н Губу наворачивает?