Я позавидовал им. Если мы отправимся к зачётнику, то меня вот так по ТВ не покажут — я поеду на поезде, как член семьи военного. Чтобы ехать на грузовике, нужно быть солдатом. А что, если…

Вошёл отец.

— Папа! — подскочил я к нему. — Папа! Я хочу тебе кое-что сказать!

Отец присел и повернулся ко мне:

— Я тебя слушаю.

— Пап, а как ты смотришь на то, чтобы я тоже стал солдатом? Как ты!

Отец сощурился, с шумом втянул воздух:

— Зачем?

— Ну, понимаешь, — слова не находились. Сложно вот так сразу взять и объяснить это желаниё. Просто я знал, что это будет правильно, — Понимаешь, если нашу часть вдруг отправят в зачётник…

— То тебя отправят следом, вместе с остальными, — перебил меня отец, едва сдерживая раздражение. — Я не хочу разговаривать на эту тему. Кроме того, тебя не возьмут из-за возраста.

— Но ты сам рассказывал, как мой прадед пошёл на фронт, когда ему исполнилось шестнадцать. Чем я хуже него?

Отец резко вскочил и шагнул ко мне, я инстинктивно отшатнулся. Он замер, потом торопливо сел обратно.

— Тогда было другое время, — его голос звучал глухо, он словно выдавливал из себя слова, — немцы рвались к Москве, и их нужно было остановить любой ценой. Сейчас всё не так. Совсем не так…

Глядя на грустное, можно даже сказать скорбное, лицо отца, я вдруг понял, почему хочу стать солдатом.

— Пап, — я подошёл к отцу, — я просто хочу быть рядом с тобой. Когда нас повезут туда, я хочу быть рядом.

Отец поднял голову, и мне показалось, что он готов заплакать. По крайней мере, его глаза странно блестели. Не уверен, возможно, просто почудилось — ведь отец не плакал, даже когда умерла мама.

— Спасибо, сынок, — сказал он тихо и крепко сжал мою руку, — кроме тебя у меня никого не осталось.

Захотелось обнять его, что бы он понял, как я люблю его, но отец не признавал таких нежностей. Поэтому я просто ответил на его пожатие.

Какое-то время мы молчали. Потом отец отпустил мою руку и поднялся.

— Давай поговорим о твоём желании позже. Может, нас никуда не отправят. Идёт?

Я кивнул. Может и правда, к чему торопиться? Всё же отец лучше знает, что и как надо делать.

— Вот и хорошо. — Отец посветлел. — Мне нужно идти — служба. В шесть часов будет общий ужин, а до этого времени, думаю, ты найдёшь, чем себя занять.

Он надел фуражку и сказал:

— Если ты голоден, то можешь сходить на кухню. Скажешь, что мой сын. Тебе обязательно что-нибудь дадут.

— Да не хочется пока.

— Понимаю. Если что, ищи меня в штабе. Только по пустякам не дёргай, хорошо?

— Да ладно тебе, пап, я ж не маленький, всё понимаю.

— Молодец. — Отец улыбнулся. — Тогда до вечера. Пока, сын.

— Пока, пап.

Отец вышел. Я собирался снова включить мультивизор, но ноги сами собой вынесли на балкон. Внизу, на крыльце, появился отец, и, не поднимая головы, зашагал прочь. Очень быстро я потерял его из виду.

Сегодня в части было непривычно много народу. Обычно здесь одновременно размещалось не более сотни военных, в основном ефрейторы и сержанты. Иногда — офицеры, которые не хотели тратиться на жильё в городе.

Теперь же по дорожкам, покрытым фигурной тротуарной плиткой, туда-сюда сновали толпы народу. И военные среди них встречались не так уж часто. Зеленоватый цвет кителей почти терялся за разноцветными одеждами гражданских — членов семей военных.

А люди всё пребывали. Приезжали на специально выделенных армейских автобусах, на автомобилях.

Надо сказать, что зрелище было потрясающее — кругом люди, люди, люди. И все — такие счастливые, праздничные! И ведь совсем не факт, что нашу часть отправят к зачётнику, а они всё равно радуются. И от их улыбок мне тоже очень хорошо стало. Захотелось общения, встреч, разговоров и смеха. Я накинул куртку и выбежал на улицу.

Чтобы разместить всех прибывших в часть, ужин устроили в спортзале, поставив столы буквой «П». Я сел с новыми знакомыми — симпатичной брюнеткой Ниной и её братом Витей. Они прибыли в часть незадолго до нас, их папа служил заместителем по воспитательной части. Мы сидели отдельно от родителей, среди других гражданских, потому что даже в таких случаях военным полагалось есть отдельно.

Отец вошёл, отыскал меня взглядом и кивнул. Я помахал ему рукой и принялся за еду. В военных частях всегда кормили отменно, но на этот раз повара превзошли сами себя. Они сделали ужин в традициях русской кухни: уха и щи, блинчики с разнообразнейшей начинкой, бефстроганов с гарниром из гречки, расстегаи, морсы. Я проголодался, поэтому ел быстро и с аппетитом, изредка отвлекаясь, чтобы перебросится парой слов с Ниной и Витей.

Перейдя ко второму, я заметил, что к командиру части, полковнику Борисову, который сидел за средним столом, подбежал усатый капитан и протянул бумагу. Пока Борисов читал, на его лице последовательно сменилось раздражение, удивление и что-то среднее между радостью и спокойствием. Закончив чтение, полковник поправил китель, проверил, застёгнута ли пуговица на воротнике и резко встал.