Первое, куда направились Денис с Вадиком — это была помойка магазина «Монопри», о которой им сразу же рассказал Пьер, то есть стал описывать им димины подвиги и просто не мог обойти вниманием помойку.

Потом они стали ходить туда уже регулярно, раз в неделю. Денис обычно стоял на шухере, пока Вадик рылся в помойном бачке — оттуда доносился стук, лязг и ругань — это Вадик энергично выбрасывал на землю отбросы. Потом Вадик звал Дениса, они вместе складывали все в сумки и отправлялись домой. Как-то Маруся поздно вечером, возвращаясь домой, проходила мимо «Монопри», и увидела там Вадика с Денисом — они мирно сидели на каменных столбиках напротив помойки и ели вкусные крендельки с маком и с сахаром и слоеное печенье с изюмом, которое только что нашли в помойном бачке, они угостили и Марусю.

Трофимова однажды приехала в гости в Буа-Коломб к Марусе с Тамарой и еще с одной своей подругой — Ирой, муж которой сидел в Санте за неизвестные преступления. Они решили навестить Марусю, а заодно и «посмотреть на сумасшедшего» — то есть на Пьера. С собой они привезли водки, печенья и замороженную пиццу. Водку смешали с апельсиновым соком и выпили, при этом Маруся почувствовала, что вся покрылась красными пятнами. Перед этим она несколько дней на ночь принимала снотворное и пребывала в полной прострации, а когда выпила водки, то ощутила нездоровый подъем. Пьера не было, Дениса и Вадика — тоже, поэтому они сидели одни, пили и беседовали. Тамара, как только выпила, начала вся трястись и орать на Трофимову, что, мол, это та ее вызвала в эту поганую Францию, и теперь ей отсюда не выбраться, а этот старый серб, с которым она живет, над ней издевается, и издевается утонченно, а она даже не может работать, вот она тут закончила курсы программирования — и то не смогла работать, потому что он не дает ей спать по ночам — вваливается в два часа ночи пьяный, и начинает горланить песни. Иногда он приходит со своим братом и требует, чтобы она вставала и готовила им еду.

Тамара вся тряслась, Трофимова лениво слушала ее и говорила:

— Ну не ври, не ври… Стоит тебе хоть раз дома не переночевать, как ты сразу же домой звонишь — как там мой Славка ненаглядный?

Тамара завизжала:

— А ты видела, как этот Славка пьяный валяется в собственной блевотине, яйца и хуй вывалив наружу? Ты видела, как он моего Пашку бьет и матом на него орет? Видела? Видела?

— Ох, — отмахнулась от нее Трофимова с видом превосходства, — тебе совершенно нельзя пить. Стоит тебе выпить, как ты сразу начинаешь…

— Не, ты рукой не маши, — не унималась Тамара, — ты скажи, это тебе легко, ты всю жизнь как блядь со своим Тошкой горя не знала, и сама блядовала от него, а теперь еще учишь меня? Да как ты можешь понять?

Трофимова явно получала от этой перепалки какое-то странное удовольствие, она, возможно, просто чувствовала себя сильнее Тамары или удачливее, или же ловила кайф оттого, что у нее жизнь складывается все же лучше, чем у той, хотя ее и бросил Боря, и она была в депрессии и пила какое-то лекарство. Боря ушел от нее просто так, даже не к какой-то бабе, а просто потому, что она ему надоела.

Тамара была родом из города Грозного, там у нее остался брат, но он был женат на бабе с двумя детьми, и она говорила, что ей некуда ехать. Маруся неоднократно предлагала ей уехать обратно в Россию: можно было ехать на автобусе через Варшаву или прямо в Москву, это стоило недорого, но Тамара говорила, что у нее нет денег, и это, вероятно, так и было. Ее муж отказался платить даже за ее ребенка, который был устроен в какой-то колледж на полный пансион. Им пришел счет на восемьдесят тысяч франков, а он сказал, что платить не будет, и не заплатил, и Тамаре теперь нужно было самой где-то добыть эти деньги. Когда Маруся опять предложила ей уехать в Россию, та поначалу, вроде бы, загорелась. Трофимова же была явно недовольна и тут же сказала:

— Ну ты что, с ума сошла, куда тебе ехать? К кому? И что ты там будешь делать?

— Да, правда, — внезапно скисла Тамара, — ехать некуда. Отец и мать умерли, где я жить-то буду? И что делать? Нет уж, лучше здесь.

Трофимова смотрела с явным торжеством и удовлетворением, как большая толстая сытая кошка. Маруся подумала, что это она заманила Тамару сюда, в Париж, когда та осталась одна с ребенком, которого она родила от какого-то финна опять-таки по совету Трофимовой. И тут в Париже Трофимова ей тоже «помогла» — нашла ей старого серба, который двадцать лет проработал в ресторане «Распутин» и который, по словам Тамары, был «настоящей прожженной канальей». Раньше у этого серба был замок, и он был очень богатый, но он все пропил, он пил так, что у него началась белая горячка, и однажды он допился до такой степени, что не мог выйти из комнаты, то есть не мог найти дверь, он разделся догола, он просто хотел выйти в туалет пописать, но не мог найти дверь в комнате, он весь обоссался и облевался, а потом встал на колени перед батареей парового отопления, обнял ее и залился горючими слезами. Когда Тамара вошла в комнату, она увидела, что он просит батарею:

— Выпусти меня, пожалуйста, отсюда, я тебя очень прошу!

Тамара облила его холодной водой и он пришел в себя. Обычно она пыталась забрать у него деньги, а он не отдавал, и она его долго уговаривала:

— Бика (так она его ласково называла), отдай маме денежки! Мама деньги сохранит, а ты пропьешь!

Но он был хитрый и денег не отдавал. Его любимым фильмом всегда был «Рембо» с Сильвестром Сталлоне, он ложился на диван и смотрел его в десятый или в двадцатый раз, радуясь победам любимого героя. Ему казалось, что это он один расправляется с целой бандой полицейских. Когда они с Марусей и с Трофимовой как-то приехали к нему в гости, он, весь потный и совершенно пьяный, только что пришел из кафе, где провел целую ночь, мокрые волосы свисали ему на лоб, а мутные глаза, обведенные черными кругами, были воспалены. Он с хитрым прищуром смотрел на Трофимову и все повторял:

— Да-а, Ольгу я знаю! Ольга блядь! Ты ведь блядь? — приставал он к ней.

Ё Да, блядь, — с гордым вызовом, но чуть устало отвечала Трофимова, и тот заливался радостным сумасшедшим смехом. А потом они все вместе поехали на трофимовской машине к какой-то польке, вместе с которой Трофимова раньше работала в ресторане. Этой польке было уже сорок пять лет, и они ездили посмотреть, какие зубы она себе вставила, в квартире у нее было темно, там впотьмах вышел какой-то юноша и галантно поцеловал всем им руки, а потом появилась эта поль ка, ее звали Тереза, и она продемонстрировала всем свои зубы, они действительно были очень хорошие, не слишком белые, а цвета слоновой кости, она даже включила свет на какое-то время, чтобы все могли получше рассмотреть эти зубы, — Трофимова сообщила, что они обошлись ей в целое состояние. Потом они поехали дальше — Трофимова с Тамарой сидели впереди, а Маруся сзади, вместе с двумя собаками, она смотрела в заднее стекло и видела, как быстро уносятся назад домики, дорожные знаки, магазины, деревья с облетевшими листьями и все-все-все. Рядом Маруся чувствовала спокойное размеренное покачивание теплого шерстяного собачьего бока, и это ощущение придавало ей немного сил, потому что своих сил в Марусе уже оставалось очень мало, ее все больше заполняла пустота. Они зашли в магазин «Монопри» и купили там шесть бутылок красного вина, «новое Божоле» было написано всюду, во всех углах магазина, в это время в ноябре здесь делают вино Божоле, и пока оно новое, молодое, — его нужно пить, его обязательно нужно попробовать, — так объяснила Марусе Трофимова. И они нажрались этим Божоле, а потом пошли в парк, и сидели на берегу озера и продолжали пить, и Трофимова говорила, что вот, хорошо, как будто в Питере.