Письмо она передала из рук в руки сама и он очень пожалел, что не было при этом почтовой сумки гонца, волнения и тайны первого прочтения, которые так волнуют души. Зато она была сама! Живая и теплая.

Хотя подъём обычно занимает намного больше времени, чем спуск, они дошли быстрее, чем сами ожидали, и на шестой день от выхода из клана, к вечеру, живые и здоровые, безо всяких приключений, добрались к клановому жилью, где собирались жить. И тут ужаснулись.

Все углубления в пещерах, которые могли служить жильём, были густо угажены испражнениями того же самого вида живых существ, к которым принадлежали и они сами. Вартаки! Мальчишки ещё раз вспомнили обрывки тканей, найденные в корзинах мерзавцев, и уважительно удивились тому громадному количеству мерзкого вещества, которое гадам удалось выделить из себя.

Каждый следопыт нашел своё родное место, где спал летом, вспомнил отца и мать, которые любили их здесь, обложил тех, кто это наделал, нехорошим словом. В пещерах, конечно, чувствовалось тепло термальной воды, но от этого и воняло ужасно. Было бы холодно, оно бы замёрзло.

Стало ясно, что в клановой пещере жить нельзя и тогда Мишка вспомнил один из своих первых вопросов, заданных после перелёта с Земли: 'Почему жить надо так далеко от работы?'

Сам себе ответил заново и повел группу к Паучьему Замку.

— Здесь нет хороших пещер — ответил тогда воин. И это было так. Но сейчас они были без детей, без женщин, сильные, тренированные ребята, уже умеющие победить свою усталость и не поддаваться лишениям. И стоять им в этом месте всего — пять, от силы — десять дней.

Они снова надели лыжи, в сумерках вышли на перевал и вдали увидели сверкающую льдом, убегающую нитку реки, которая не виделась, а скорее, угадывалась. Там был дом, но кроме кольнувшей грусти по нему, они все ощутили гордость от того, что так далеко зашли, и так легко и быстро выполнили первую часть работы.

Спуск на лыжах в цирк стал мукой для всех, даже для россиян, тяжеловатые корзины тащили тело вниз, а на поворотах — по инерции, вбок, и оно, не привыкшее к такой дезориентации, выделывало совершенно неопределённые кренделя, а ноги, которые не понимали, как таким непослушным телом управлять, отказывались идти совсем.

Пришлось признать своё мелкое поражение, вспомнить переход с циновками, потратить время, снять с себя санки, связать их вместе цепочкой, уложить на цепочку весь груз и фактически сделать маленькую змею.

Теперь, без вещей, мальчишкам стало не страшно падать в снег, да к тому же они вспомнили навык прошлого похода и легко дошли в ночной темноте к длинному тоннелю, начинавшемуся в цирке, в котором работали в последние осенние дни с кланом.

Во мраке пещеры было страшно и мерещилось ужасное чудовище, издававшее рык, от которого 'убегают все животные'. Стало легче, когда Мишка, наконец-то блеснул своим новым мастерством и поставил несколько светильников, от которых долгое время никто не отходил, особенно Охотник, который явно завидовал новому фокусу, причём ужасно сильно. Щупал, поверхность, не отрывал взгляда.

Мишка хотел ему рассказать, что к чему, но, вспомнив чудом не разбитую сторожевую башню, решил пока промолчать. Дал команду готовить еду и раскладывать лагерь в самом конце пещеры, где она обрывалась грудой осыпавшихся камней. А сам пошел ставить защитную стенку в начало тоннеля, решив, что так пещера будет дольше нагреваться, но, зато, потом, дольше остывать, и даст им больше свободы действия. Нашел угол, в котором было удобно делать дела интимные и поставил там тоже светильник, в этом вопросе мороз был очень наруку.

Вспомнив разговоры о чудище, стенку поставил двойную. Пока готовилась еда, Мишка позвал Канчен-Ту и за руку с милым слугой своего друга, взяв факел, обошел всю длину тоннеля и заткнул защитой все дырки, через которые могла пролезть какая-нибудь тварь. Он хорошо помнил гадину, которую случайно убил камнем Пашка и не хотел повторений.

Ночью всё было спокойно. Никто не рычал, не шипел и даже не шуршал, новенькие спальники согревали прекрасно, усталые ноги отключили головы так быстро, что даже сны были по-детски волшебными.