Шрифт:
Венера не явилась. И грозы не было. Промаялся ночь в неведении и с первым лучом помчался к реке. Её не было. В прежнем русле текло нечто белое, напоминающее…. Ну, скажем, манную кашу. Текло руслом и наползало на свинцовую воду моря.
— Билли, что же это творится?
— Непредсказуемый эффект. Климат оказался более, чем благоприятный.
— Он оказался беззащитным. А вас с Любой надо судить.
Через два дня (Венера так и не появилась) море вспенилось и отступило. Желеобразная белая масса осталась на его месте. Плесень была везде. На камнях, скалах. Она пыталась впиться в моё тело, и оптимизатор с ней сражался. Билли посоветовал сменить место пребывания.
— Стоит вернуться в летательный аппарат.
— Допрыгались, голубчики.
Я и сам об этом подумывал. Вдруг явилась Венера, в белых, ниспадающих до земли, одеждах. Какое-то воздушное движение не давало различить её лицо. Я понял почему — богиня в ярости.
— С вами на планету проникла белая зараза. Она будет уничтожена, а вы должны улететь.
Официальная часть закончена. Венера явила свету своё неземной красоты лико.
— Улетай. Во мне остались твои клетки. Я сохраню их, и когда-нибудь они дадут начало новой жизни. Улетай. Я буду помнить тебя всегда.
Хозяйка планеты растворилась в воздухе, а я стоял неподвижный, зачарованный видением, и раздавленный печалью расставания.
Оптимизатор сигнализировал — опасная агрессия на организм. Не чувствовал, что там с организмом, а комбинезон был разъеден плесенью до самых колен. Отрываюсь от поверхности.
— Билли, свяжи с Любой.
Через мгновение сухое:
— Да.
— Люба, я возвращаюсь.
— Даю координаты для оптимизатора.
Промчался над равниной, захваченной плесенью. Вода пропала — дождей не стало. Из прежнего пейзажа только вулканы пыхтели, пылая яростью мщения.
Явился в тряпье — всё, что осталось от комбинезона.
Люба сидела перед экраном флаера. Продезинфицированный и переодетый склонился к её плечу.
— Что там?
— Интенсивные извержения. Лава растекается по планете.
Плесень уничтожила воду. Лава уничтожает плесень. На сколько лет мы задержали развитие планеты? Десятки, сотни, тысячи? Может, миллион?
Эх, Люба, Люба.
Планета агонизировала — облака уступили место дымам. Роды не состоялись — ветры порвали призрачное покрывало.
Ночью флаер перебрался на орбиту, и оттуда, наворачивая круги, мы наблюдали на экране, как пыхтят и тужатся вулканы, выплевывая на поверхность внутренности.
Почему не улетаем? Госпоже Гладышевой нравятся катаклитические зрелища? Может быть. Я ни о чём не прошу. Сплю в кресле второго пилота. Наша кровать пустует. Мы мало общаемся. Наверное, на Земле расстанемся. Я готов.
Почему Люба медлит? Что высматривает на горящей планете?
— Билли, что там, у Любы на душе?
— Считаешь уместным?
— Ну, а твой-то разум просветлел?
— Я в сомнениях, Создатель. Нагородил ты с этими душами так, что готов поверить.
— Объективной реальности плевать на твои сомнения — она существует, и всё тут. Хотя твой консерватизм сыграл определённую роль — я познал любовь богини, но не докопался до истоков мироздания. А тема была близка к решению. Венера указывала на плазму — в ней и надо искать ответы на вопрос. Займёмся плазмой, а, Билли?
— Мы уже занимались нейронами головного мозга.
— Тоже интересная тема.
— Тем-то много — желания, увы, мало. Сибарит ты, Создатель, и бабник. Тысячу раз права Любовь Александровна.
— Не хочу пускаться в бесплодные споры — с кастратом истину не родить.
— С каких пор?
— Я тебя имел в виду.
— Грубовато.
— А ты думал, я прощу душепленение? Ошибаешься, брат.
— Будут репрессии? Оптимизатор в урну?
— Не зарывайся — в нашем аппарате вполне приличный климат и антигравитация своя.
— Ну, хорошо, хорошо, давай не будем делать резких движений.
— Я тоже не против перезагрузки. Объясни, как допустил экспансию плесени на планету?
— Какие слова! В начале опыта всё казалось проще и обыденней. Но интересней. В тебе разве не было любопытства?
— Билли, я уважаю твоё желание стать человеком, но ты лишь суммарный разум человечества — и тебе не дано права на ошибку. Холодный, трезвый, взвешенный расчёт всего и вся. Только такой ты нужен.