Волин Всеволод Михайлович
Шрифт:
Об этом свидетельствует пресловутое «стахановское движение» [91] . ] (В некоторых работах читатель найдет немало неопровержимых доказательств нашим словам).
Естественно, «огосударствленный» рабочий в СССР является, по меньшей мере, в принципе, современным рабом: если он покорен и старателен, «сеньор» (государство) достаточно хорошо с ним обращается, дает ему оплачиваемый отпуск и пр.
Тем не менее, на самом деле это относится лишь к очень ограниченной части рабочего класса. Последний разделен на несколько категорий. Различия в условиях их жизни варьируются от достатка до нищеты. Милости, о которых говорилось выше, оказываются лишь «достойным их» рабочим. Чтобы иметь достаток, отпуска и другие преимущества, их надо заслужить, выделиться из стада, «пробиться наверх».
91
За пределами России подоплека «стахановского движения» недостаточно известна.
Термин возник от имени шахтера Стаханова, избранного партией большевиков и властями ввиду широкой кампании по интенсификации производительности труда. Магнаты «советского» неокапитализма стремились внедрить в СССР принципы системы Тейлора, при этом не желая называть ее своим именем и устроив так, чтобы инициатива исходила как бы снизу.
Однажды Стаханов, якобы по собственному почину, заявил своим начальникам, что открыл новый принцип организации труда в угледобыче, который позволит увеличить производительность в х раз. Правительство открытием «заинтересовалось», сочло его полезным, раздуло его и организовало широкую кампании за всеобщее внедрение нового метода.
На самом деле Стаханов, которого надоумила партия, как говорится, «открыл Америку»: его «новый» метод оказался старым, давно известным и возник по ту сторону Атлантики — речь шла о конвейере применительно к российским условиям. Но специфическая «рекламная кампания» сделала из него необыкновенную и гениальную находку. Глупцы и простаки за границей приняли это всерьез.
«Открытие» сыграло на руку государству-хозяину: прежде всего, оно позволяло надеяться на общий подъем производительности труда; затем, создавало условия для быстрого формирования слоя привилегированных рабочих, весьма полезного, так как эти привилегированные, как правило, были неплохими лидерами, призванными облегчить манипулирование и эксплуатацию рабочей массы; наконец, в определенных кругах поднимало престиж государства-хозяина.
«Почин был положен» благодаря массированной рекламе в печати, на митингах и т. д. Стаханова объявили «героем труда», наградили… Его система стала применяться в других отраслях промышленности. Повсюду нашлись завистники — «соревнующиеся», — которые начали подражать ему и даже кое в чем превзошли. Все эти люди надеялись выделиться, «выдвинуться из рядов», «сделать карьеру», разумеется, в ущерб всем рабочим, вынужденным смириться с новыми темпами, то есть с возросшей эксплуатацией под наблюдением «героев». Последние делали карьеру за счет других. Они добивались преимуществ и привилегий в той мере, в какой им удавалось применять систему и вовлекать в нее массы. «Соревнование стахановцев» друг с другом породило «сверхстахановство».
Массы рабочих быстро осознали подлинный смысл новации. Не имея сил создать для противостояния «сверхэксплуатации» массовое движение, они проявляли свое недовольство в многочисленных актах саботажа или мести, вплоть до убийства слишком рьяных «стахановцев». Чтобы подавить антистахановское движение, пришлось прибегнуть к крайне суровым мерам. Впрочем, затею вскоре оставили. Ее последствием явился своего рода рабочий карьеризм, играющий в производстве весьма незначительную роль.
Подавляющее большинство трудящихся в СССР влачит нищенское существование, особенно неквалифицированные рабочие, мелкие служащие и рабочий класс в целом.
Другие рабы, квалифицированные и привилегированные, живут относительно «хорошо» и образуют нечто вроде «рабочей аристократии».
Чаще всего последние презирают и отвергают своих несчастных товарищей по классу. Борьба за существование в СССР сурова. Тем хуже для жертв! Пусть выпутываются сами! Если ими заниматься, сам окажешься на их месте. А квалифицированный и привилегированный рабочий, настоящий «стахановец» — достойный ученик пресловутого Стаханова, первого удачливого рабочего-карьериста — мечтает об улучшении своего положения. В один прекрасный день он надеется покинуть ряды рабов и стать чиновником, каким-нибудь начальником, может быть, даже директором… Для этого он делает все возможное: лезет из кожи вон, работает за четверых, обучает молодежь, которая займет его место на заводе, всеми силами старается, чтобы его заметили, учится, если возможно, всегда согласен с властями и не упускает случая подчеркнуть это, становится кандидатом в члены партии. Льстит и угождает здесь, рисуется там. Но главное — не церемониться ни с окружающими, ни со своими конкурентами. Да, борьба за жизнь в СССР сурова.
Рабочие-«стахановцы» чаще всего являются «лидерами», роль которых заключается в том, чтобы демонстрировать рабочей массе возможности интенсифицировать производство. Им хорошо платят и предоставляют привилегии, особенно «сверхстахановцам», «асам» «стахановского движения». Они также призваны показывать рабочим, что если много работать, можно жить «приемлемо и даже замечательно» (Сталин dixit).
В большинстве случаев, добившись «рекордной производительности труда», «стахановец» уже не может оставаться на заводе: рабочие сживают его со свету. Обычно власти проявляют заботу о своем преданном служаке: чаще всего его отправляют в санаторий, где он «неплохо» живет несколько месяцев; затем назначают на административную должность в Москве или другом крупном городе, выделяют симпатичную дачку, и он ведет «замечательную» жизнь, получая зарплату и пользуясь преимуществами в зависимости от оказанных услуг. Его карьера состоялась. Он чиновник. Он «вышел из стада».
Всеми этими способами — «стахановским» и «сверхстахановским движениями», разделением работников на категории — «коммунистическое» правительство успешно разобщает массу рабочих и руководит ей. Одновременно оно создает рабски преданный ему привилегированный слой, который держит «стадо» в напряжении и служит «буфером» между хозяевами и рабами.
Таким образом новые хозяева — «коммунисты» — в отношении трудящихся масс исповедуют извечный принцип: разделяй и властвуй. И утешают «стадо» извечными же речами: «Рабочие! Вы хотите «выдвинуться»? Теперь это зависит только от вас самих, ибо каждый способный, прилежный и преданный человек может стать «кем-нибудь». Тем, у кого это не получилось, «неудачникам», остается винить только себя!»
Согласно подробным и объективным подсчетам экономиста Е. Юрьевского, использовавшего статистические данные правительства СССР, в 1938 году на примерно 18 миллионов рабочих приходилось полтора миллиона (8 %) бывших или привилегированных рабочих — стахановцев, сверхстахановцев и др.
Понятно, что правительство поощряет подобный карьеризм, из которого извлекает значительные прибыли, впрочем, не называя его своим именем. Говорят о «благородном соревновании», «почетном рвении на службе пролетариату» и т. д. За «рвение» награждают. Существует даже целая прослойка «орденоносцев».
Из самых «достойных» правительство создает своего рода новое «советское» дворянство, а также новую государственно-капиталистическую буржуазию — прочные опоры режима.
Именно их имел в виду Сталин, «великий вождь», когда говорил: «Жить стало лучше, жить стало веселее…»
Стадо, как и повсюду, остается стадом. Как и везде, правительство имеет достаточно средств, чтобы держать его в повиновении.
Заявляют, что подобные меры готовят переход к «подлинному коммунизму».
Мы задавались вопросом, предпочтительнее ли участь рабочего в СССР участи рабочего частнокапиталистических стран. Но на самом деле проблема не в этом; вернее было бы поставить ее так: является ли такое положение вещей социализмом или, по крайней мере, его «зарей»? Могут ли привести к нему такая организация общества, такой настрой в нем?
Предлагаем читателю самому ответить на эти — и некоторые другие — вопросы, когда он прочитает нашу книгу.
Глава III
Положение крестьян
Здесь следует выделить четыре периода.
Сначала, стремясь завоевать симпатии широких трудящихся масс и армии, правительство большевиков проводило по отношению к крестьянам политику «невмешательства».
Крестьяне, как известно читателю, задолго до Октябрьской революции начали захватывать поместья, владельцы которых бежали или были изгнаны. Правительству большевиков оставалось лишь узаконить такой порядок вещей (декретом от 25 октября 1917 года).
«Мир» армии, «земля» крестьянам, «рабочий контроль» пролетариату: таковы были требования этих [социальных] групп в мартовской революции, — констатирует П. Милюков, известный русский историк и писатель, бывший министр первого Временного правительства. — Большевики… в самой наглядной форме предлагали: возьмите все это сами — и сейчас же. Именно эти обещания, данные в такой непосредственной форме, они и принялись осуществлять после захвата власти, для ее закрепления за собой» [92] . Эти слова буржуазного лидера во многом верны, хотя он и не учитывает влияния пропаганды и деятельности революционеров. Несмотря на эту оговорку, его свидетельство представляется особенно интересным. Милюков был внимательным наблюдателем и знатоком российской жизни. Пост, который он занимал, предоставлял ему всю полноту информации. Наконец, у него не было никаких причин принижать роль большевиков, напротив… (Отметим в скобках, что это свидетельство весьма показательно не только в отношении рабочих и крестьян во время революции, но и в том, что касается войны.)
92
Милюков П. Н. Россия на переломе: Большевистский период русской революции. т. 1, Париж, 1927, с. 123, 124.