Голос блокадного Ленинграда
вернуться

Берггольц Ольга Федоровна
Шрифт:
3
Свободная от мысли, от привычек, в простой корзине, пахнущей теплом, ворочается, радуется, кличет трехдневная беспомощная плоть. Еще и воздух груб для этих пальцев и до улыбки первой — как до звезд, но родничок стучит под одеяльцем и мозг упрямо двигается в рост… Ты будешь петь, расти и торопиться, в очаг вприпрыжку бегать поутру. Ты прочитаешь первую страницу, когда у нас построят Ангару!

1933

Порука

У нас еще с три короба разлуки, ночных перронов, дальних поездов. Но, как друзья, берут нас на поруки Республика, работа и любовь. У нас еще — не перемерить — горя… И все-таки не пропадет любой: ручаются, с тоской и горем споря, Республика, работа и любовь. Прекрасна жизнь, и мир ничуть не страшен, и если надо только — вновь и вновь мы отдадим всю молодость — за нашу Республику, работу и любовь.

1933

Майя

Как маленькие дети умирают… Чистейшие, веселые глаза им влажной ваткой сразу прикрывают. . . Четыре дня — бессонница и жалость. Четыре дня Республика сражалась за девочку в удушье и жару, вливала кровь свою и камфару… Я с кладбища зеленого иду, оглядываясь часто и упорно на маленькую красную звезду над грядкою сырого дерна… Но я — живу и буду жить, работать, еще упрямей буду я и злей, чтобы скорей свести с природой счеты за боль, и смерть, и горе на земле.

1933

" Путешествие. Путевка. "

Путешествие. Путевка. Изучение пути. И на каждой остановке так и хочется сойти! В полдень еду, в полночь еду, одинешенька-одна. Только дым летит по следу, только легкая весна. И висит в окне вагона безбилетная звезда. Сквозь пустынные перроны пробегают поезда. Поезда меридианы перешли наискосок, бьются ложечки в стаканах, точно кровь звенит в висок. И бормочут вслух колеса, и поют в любом купе, и от самого откоса золотая кружит степь. Если просят — запеваю, не попросят — помолчу. Никого не вспоминаю и открыток не строчу. Не гуди ты, сердце злое, ты свободно, ты одно. Перестукнется с тобою встречный поезд за окном. Только поезд, — мы не встретим ни зазнобы, ни тоски. Только марево да ветер, зеленые огоньки…

1933

Встреча

На углу случилась остановка, поглядела я в окно мельком: в желтой куртке, молодой и ловкий, проходил товарищ военком. Я не знаю — может быть, ошибка, может быть, напротив, — повезло: самой замечательной улыбкой обменялись мы через стекло. А потом вперед пошел автобус, закачался город у окна… Я не знаю — может быть, мы оба пожалели, может — я одна. Я простая. Не люблю таиться. Слушайте, товарищ военком: вот мой адрес. Может, пригодится? Может, забежите вечерком? Если ж снова я вас повстречаю в Доме Красной Армии, в саду или на проспекте — не смущайтесь,— я к вам непременно подойду. Очень страшно, что, случайно встретив, только из-за странного стыда, может быть, вернейшего на свете друга потеряешь навсегда…

1934

Память

О девочка, все связано с тобою: морской весны первоначальный цвет, окраина в дыму, трамваи с бою, холодный чай, нетронутый обед… Вся белизна, сравнимая с палатой, вся тишина и грохот за окном. Все, чем перед тобою виновата,— работа, спешка, неуютный дом. И все слова, которые ты знала и, как скворец, могла произносить, и все, что на земле зовется «жалость», и все, что хочет зеленеть и жить… И странно знать и невозможно верить, что эту память называем смертью.

1934

КИРОВУ

Мы с мертвыми прощаемся не сразу: все не смириться сердцу, не понять… К зиянью смерти не привыкнуть глазу, устам не разомкнуться, не сказать. И в миг прощанья с гордым и любимым, когда сквозь город двигался лафет, «Да!» — грозно говорил рассудок, «Нет!» — ответила душа неукротимо.

Декабрь 1934

Город

1
Как уходила по утрам и как старалась быть веселой! Калитки пели по дворам, и школьники спешили в школы… Тихонько, ощупью, впотьмах, в ознобе утро проступает. Окошки теплились в домах, обледенев, брели трамваи. Как будто с полюса они брели, в молочном блеске стекол, зеленоватые огни сияли на дуге высокой… Особый свет у фонарей — тревожный, желтый и непрочный.. Шли на работу. У дверей крестьянский говорок молочниц. Морозит, брезжит. Все нежней и трепетней огни. Светает. Но знаю, в комнате твоей темно и дым табачный тает. Бессонный папиросный чад и чаепитья беспорядок, и только часики стучат с холодной пепельницей рядом…