Неприятность приключилась с фараоном Египта Эхнатоном. Началось с того, что молодой фараон-реформатор опрометчиво замыслил (и даже подготовил) гонения на приверженцев бога Сета. Так вот, жрецы этого владыки мрака подставили красивую женщину начальнику личной охраны Эхнатона и с её помощью ухитрились закодировать этого начальника во сне. В итоге фараон был прилюдно заколот собственным главным телохранителем и, между прочим, другом детства. Очнувшись от постгипнотического состояния, тот, не сходя с места, заколол и себя тем же кинжалом.

Теперь приведу современный пример злонамеренного внушения во сне. (Это случилось в Петербурге совсем недавно: собственно, сама история ещё не закончилась, но нам будет достаточно её завязки.)

Одна моя дальняя знакомая, вернувшись с работы домой, обнаружила своего двадцатилетнего сына в обществе неприятных субъектов — мужчины и женщины средних лет. Внешность, речь и манеры выдавали в них сектантов восточного толка, возможно, кришнаитов. (Моя знакомая не особенно разбирается в тонкостях мистицизма, а потому и не установила точно, кто же они такие.) Кстати, её злополучный сын учится в университете, причём на факультете психологии. Так вот, мать нашла его спящим в кресле с обритой головой. Неприятные гости, расположившись рядом на стульях, усердно колдовали над парнем. Увидев эту сцену, мать закричала, и сектанты поспешили убраться восвояси. Парень проспал мёртвым сном ещё часов пять или шесть, а когда всё же проснулся, то не сумел толком объяснить, ни откуда взялись его гости, ни что им от него понадобилось. Он даже не помнил, когда и кто его обрил. (Типичная постгипнотическая реакция.) Но самое скверное — будущий психолог периодически (причём довольно часто) начал впадать в некое полубессознательное ступороподобное состояние, в котором у него в значительной степени затормаживались все нервные реакции и пропадало ощущение реальности. Повторяю, эта история ещё не закончилась: неизвестно, что будет с парнем дальше.

Мне в жизни везло на ведьм. Не нравится это слово? А как иначе обозначить женщину — пусть молодую, пусть красивую, — которая знает (не предполагает, а именно знает) все твои карты, если ты по неведению или по глупости согласишься перекинуться с ней в дурака?! Причём нет в этом её знании и намёка на плутовство: знает и всё, потому что такой уродилась! Ещё когда в дурака, — оно бы и ладно, но, если в преферанс или в покер, — дело хуже. И, уж, совсем скверно, когда, гм, такая особа — твоя жена. Имею в этом деле некоторый опыт — потому и говорю.

Она — назову её Никой — виртуозно выслеживала своих близких в любых ситуациях (и не по вздорности характера — просто у неё так выходило), а в свободное от этого занятия время превосходно реставрировала картины и иконы в одном государственном учреждении, знаменитом на весь мир.

Однажды Ника оставила в магазине сумочку с документами и крупной суммой денег. Это произошло вечером, а перед сном она уже точно знала, какая именно из продавщиц её сумочку подобрала. На следующее утро первым делом Ника отправилась в магазин, без каких-либо распросов подошла к нужной продавщице, и та вернула ей сумочку со всеми «потрохами». Возможно, женщина оказалась порядочной, а может, её застала врасплох сама уверенность, с которой Ника потребовала возвратить свою собственность.

В другой раз она оказалась на высоте в прямо-таки детективной истории. Однажды в музее, в котором работала Ника, вскрылось хищение каких-то ценностей, и началось следствие. Узнав о том, моя жена почти сразу же назвала мне и, как выяснилось позже, кое-кому из сослуживцев имена людей, связанных с этим грязным делом. Причём оба этих человека занимали в музее невысокие должности, не были связаны с искусством, и потому Ника их почти и не знала. Когда же (в итоге длительного следствия) её неофициальное заявление было подтверждено официально, за Никой на работе установилась слава ведьмы, или, если хотите, Холмса в юбке.

Как это у неё выходило, она и сама толком объяснить не могла. Говорила, что, успокоившись, может вызвать перед умственным взором серый фон, наподобие экрана, на котором проступают картинки, касающиеся того предмета, о котором она предварительно интенсивно думала. Чаще всего это случалось с нею спонтанно.

О даре Ники знали все её многочисленные подруги, и наш дом в ту пору можно было бы назвать женской консультацией нетрадиционного профиля. Меня же она проконсультировала лишь однажды (если, конечно, ту реплику можно счесть консультацией). Дело в том, что я увлёкся классической йогой и со свойственным мне в молодости рвением не только часами ломал себе позвоночник и выворачивал суставы, но и постился, а то и подолгу голодал. Ника смотрела на моё увлечение весьма снисходительно, но однажды заметила: «Не мучай себя понапрасну. Всё это — не твоё. Лучше попробуй — как я». В ту пору я ей не поверил.

Теперь мне придётся вспомнить и описать одну примечательную сцену приблизительно того же периода.

Итак, просторная приёмная редакции популярного в семидесятые «толстого» журнала. Близится вечер, но собравшийся в ней народ не собирается расходиться. Впрочем, посетителей «со стороны» уже нет — их выпроводили под всякими благовидными предлогами. Остались только — «свои» — преимущественно сотрудники отделов, да двое-трое «родных» авторов. В центре внимания литературной публики — молодая пара, муж и жена. Скажу сразу: я ничего о них толком не знаю. Даже их имена выскочили у меня из памяти. Не помню я и того, кто именно привёл их тогда в редакцию. Впрочем, не так это и важно. Супруги работали в каком-то жутко засекреченном государственном учреждении. Хотя «работали» — не то слово. Примерно так же «работали» у профессора Павлова собаки, которым сей учёный муж вживлял в мозг электроды. Ну, поскольку это всё-таки люди, с ними, насколько я понял, обходились без электродов, однако постоянно держали под «колпаком»: даже тот их поход в редакцию был предварительно кем-то санкционирован.

Итак, вернусь к самому эпизоду. Изнуренные идеологической диетой развитого социализма, наши души ликуют, повстречавшись, наконец, с чудом. Мы ведём себя просто неприлично.

— Теперь спрашиваю я — моя очередь! — наседает на «телепатов» заведующая редакцией А.А.

(В своём обычном «рабочем» состоянии эта полная блондинка способна часами высиживать в приёмной с отстранённым видом — этакий форпост редакции, неприступный бастион для графоманов.) Но на сей раз её, непреодолимую по долгу службы, всё же ухитряется как-то отстранить невысокий щуплый Ю.Л., редактор отдела прозы. В руках у него листок, на котором написано какое-то слово.