Вспоминая то время, считаю его самым радостным. Советский народ верил в перестройку. Политическое и военное руководство в главном было единым. Все вместе дружно работали. Думаю, тогда мало кто предполагал, какие трудные испытания нас ждут впереди.

Как мне представляется, к осени 1986 года окончательно сформировалось новое политическое мышление, основным, исходным принципом которого стал постулат: ядерная война не может быть средством достижения политических, экономических, идеологических, каких бы то ни было целей [13] .

Новая внешняя политика сразу же стала активно осуществляться. Иначе и быть не могло при таком динамичном руководителе, как М. С. Горбачев, и при таком исполнительном и, я бы сказал, «пробивном» министре иностранных дел, как Э. А. Шеварднадзе.

Военное руководство понимало, что действовавшая военная доктрина Советского Союза вступала в противоречие с новой внешней политикой. Видя это, мы начали разрабатывать заблаговременно основы обновленной военной доктрины, не дожидаясь указаний Горбачева, хотя вскоре они и последовали.

Прежде чем рассказать о том, как происходило переосмысление военной доктрины, следует, наверное, хотя бы кратко пояснить, а что же это такое — военная доктрина.

Прежде всего, всякая военная доктрина — это официальная, государственная система взглядов. Именно на ее основе строится оборона страны, создаются и совершенствуются вооруженные силы. В отличие от военной доктрины, военная наука — понятие более широкое. Причем взгляды и теории, составляющие фундамент военной науки, отнюдь не носят официального характера. В сфере науки имеются и выверенные практикой, отвечающие сегодняшним реальностям взгляды, и спорные идеи. Они могут касаться прошлого, сегодняшней действительности и будущего.

Действовавшая до 1986 года военная доктрина Советского Союза сложилась в период «холодной войны» и военного противоборства Советского Союза и США, Варшавского Договора и НАТО. Тогда под военной доктриной в Советском Союзе понималась официально принятая система взглядов в государстве на военное строительство, на подготовку страны и Вооруженных Сил к отражению возможной агрессии, а также на способы ведения вооруженной борьбы по защите Отечества в случае агрессии. Таким образом, по своему содержанию советская военная доктрина охватывала сумму тех вопросов, которые требовали разработки, решения и воплощения в жизнь на тот случай, если войну не удастся предотвратить.

Предотвращение же войны было коренной задачей внешней политики Советского Союза. Всеми связанными с этой задачей проблемами занималось партийное и государственное руководство. Военные руководители выступали при этом как бы консультантами, советниками. Но уже с конца 60–х годов, когда предметом международных переговоров все более становились сами Вооруженные Силы страны, их количество и качество, даже дислокация, военные руководители закономерно стали полноправными участниками как разработки внешнеполитического курса в сфере военной деятельности, так и ведения переговоров по ограничению и сокращению вооружений. Соответственно потребовалось и теоретическое осмысление глобальных военно–политических проблем, роли и места военного руководства в их решении. Становилось все более очевидным, что по своей сути действовавшая военная доктрина устарела и требовала переработки. Вопросы предотвращения войны должны были стать содержанием не только внешней политики, но и военной доктрины.

Военная доктрина должна отвечать прежде всего на четыре главных вопроса, хотя этим далеко не исчерпывалось ее содержание. Вот эти вопросы и ответы на них, которые давались раньше.

1. Кто (какие государства и коалиции) может быть вероятным противником Советского Союза и Организации Варшавского Договора? До 1986 года ответ был однозначным: главным вероятным противником Советского Союза являются Соединенные Штаты, а Организации Варшавского Договора — НАТО.

2. К какой войне (к отражению какой агрессии) должны быть готовы Советский Союз и его Вооруженные Силы, а соответственно также государства и армии Организации Варшавского Договора? На этот вопрос также нетрудно было ответить. США и НАТО официально заявляли, что они в случае необходимости применят в войне ядерное оружие первыми (правда, обусловливали это определенными обстоятельствами). Они готовили свои вооруженные силы к военным действиям с применением как ядерного, так и обычного оружия. Следовательно, нам ничего не оставалось, как тоже готовить армию и флот к ведению боевых действий в таких же условиях.

3. Какие вооруженные силы было необходимо иметь Советскому Союзу и государствам Варшавского Договора? К середине 80–х годов вооруженные силы СССР и США, Варшавского Договора и НАТО были примерно равными, сопоставимыми, уравновешивающими друг друга, для чего требовался высокий уровень вооружений (при этом отрывались огромные материальные ресурсы от мирного строительства) .

4. Как готовить вооруженные силы к отражению военной агрессии? Это — ключевой вопрос тех лет.

Советские Вооруженные Силы должным образом учли уроки тяжелых поражений первых лет Великой Отечественной войны. Вывод, сделанный в конце 40 — начале 50–х годов, был таким. Мы не хотим войны. Примем все меры к ее предотвращению, никогда и ни при каких обстоятельствах не начнем войну первыми. Если же против СССР и государств Варшавского Договора будет совершена агрессия, то мы будем отражать ее обороной. Но группировки вооруженных сил ОВД в Европе необходимо держать такими, чтобы после отражения агрессии можно было в короткий срок перейти в наступление — их способность к этому должна была служить фактором, сдерживающим агрессора. Поэтому нашей военной стратегией (прямо вытекающей из военной доктрины) предусматривались такой состав группировок и такая их дислокация, чтобы в случае наступления военного блока НАТО в Европе быстро остановить его, а затем путем наступательных операций разгромить агрессора. Пропаганда НАТО в течение десятков лет настойчиво и умело преподносила нашу военную стратегию как чисто наступательную и, к сожалению, преуспела в этом. Она сумела убедить народы Западной Европы в агрессивности Советского Союза и Варшавского Договора. Мы, в свою очередь, были уверены в обратном и убеждали соответственно наши народы. Отсюда взаимные страхи и опасения, постоянная высокая военная напряженность, непрерывный рост военных бюджетов, поддержание на высоком уровне в количественном и качественном отношениях вооруженных сил сторон. Поэтому естественно, что в изменившейся кардинальным образом обстановке потребовалась новая военная доктрина. В интересах дела разработать ее было нужно в возможно короткие сроки.

Создать новую военную доктрину было чрезвычайно трудно, но это все же полдела. Другая часть дела состояла в том, что предстояло в соответствии с ней осуществить еще и крутую ломку армии и флота. Кому это делать? В первую очередь, конечно, Генеральному штабу! Но для меня лично и для Генерального штаба в целом существовавшая до 1986 года доктрина была непререкаемой истиной. Она была завещана нам полководцами Великой Отечественной войны Г. К. Жуковым, А. М. Василевским, К. К. Рокоссовским, И. С. Коневым, В. И. Чуйковым и другими — всеми теми, кто меня и мне подобных учил и воспитывал, именем которых мы, принимая военную присягу Отечеству, и сегодня клянемся честно служить ему! Как же так все это менять? Менять все, чему меня многие годы учили в академиях, на маневрах, чему и я уже десятки лет учил младшие поколения генералов и офицеров. Шла под откос значительная часть военного опыта, теории и практики нашего военного дела. Часто спрашивают, в чем заключалась перестройка в военном руководстве. В первую очередь в переосмыслении прошлого, нашей военной доктрины. Жизнь требовала дать ответы на новые вопросы.