— А что его брат? — вдруг спросил он.

— Эрик? Честно говоря, он дал мне тот же самый совет: вернуться в Англию и остаться здесь.

— Я имел в виду, что он собой представляет?

— О, он совсем другой. На десять лет моложе Отто, и у него такое милое открытое лицо. Уверена, что он очень талантливый архитектор. — Я перехватила странный взгляд Тима и сказала: — Нет, я не влюбилась в него. С меня достаточно семейства Винтер.

— Ты уверена?

— Ну, ты должен согласиться, что они необыкновенно интересны для изучения.

— Ты имеешь в виду социолога? Или психиатра?

— О, только не Эрик. Невозможно быть более нормальным.

— Ты так же когда-то думала и о его брате.

— Да, знаю. Но Эрик совершенно другой. Если бы ты увидел его… — Я оборвала себя и сердито проворчала: — Чем ты занимаешься, Тим? Устраиваешь мне допрос с пристрастием?

— Просто пытаюсь удержать тебя дома, дорогая. Оградить от всех этих нацистских пособников, самоубийц…

— Ты имеешь в виду Йенса Ларсена? Нет, это не было самоубийство. Веселым пьяницам вряд ли знакомо чувство депрессии. Это, скорее всего, несчастный случай.

— Или убийство.

— И это говоришь ты, хороший газетчик, чья религия — факты! Ты слишком мелодраматичен, дорогой Тим. А разве тебе самому не интересно, что спрятано в башенной комнате?

— Интересно. Но как это можно узнать? Твой так называемый муж выставил тебя, после того как чуть не убил. Какой предлог ты найдешь для возвращения?

— Помолвка Нильса. — Эта мысль пришла ко мне на волне воодушевления. — Меня очень приглашали на это торжество.

В Тиме проснулся азарт газетчика. Он не поднял глаз, пытаясь скрыть свой растущий интерес.

— И когда это будет?

— В конце месяца.

— Ты остановишься в замке?

— Конечно.

— И проведешь неофициальное расследование?

От моей усталости не осталось и следа. Я даже не понимала до этой минуты, как мне хочется вернуться в Монеборг. Я порывисто наклонилась вперед.

— Там есть старая женщина по имени Хельга Блом, служившая горничной графини в течение многих лет. Она должна была быть с ней во время войны, когда Алан Мельбурн и, возможно, другие британские офицеры, скрывались в замке. Говорят, она выжила из ума, но я уверена, что ее держали от меня подальше, чтобы она не проговорилась. Вероятно, она до такой степени стара, что может утратить благоразумие. Если бы я могла побеседовать с ней…

— Но ты не поставишь себя в ложное положение? Ведь Хельга Блом и ее секреты не имеют к тебе никакого отношения.

— Имеют, если с их помощью можно будет объяснить поведение Отто по отношению ко мне, — упрямо заявила я. — Уверена, что все это как-то связано с его первой женой. Фру Доротея поможет мне. Я говорила тебе, что она по-дружески относится ко мне. Как и дети Отто. И как Эрик.

— Я думал, Эрик не жаждет твоего возвращения.

— Да, конечно. Но он был встревожен из-за смерти продавца воздушных шаров. К моему возвращению все это уже утрясется.

Тим подошел ко мне и положил руки мне на плечи.

— Луиза, обдумай все хорошенько. Подожди недельку или две.

— Разумеется. Я же сказала, что мне требуется консультация у гинеколога. И я хочу взглянуть на свою квартиру. И, возможно, отказаться от аренды.

— Не спеши.

— Я не спешу. Просто знаю, что не смогу больше там жить. Сначала Айвор, теперь эта история с Отто. Если я вернусь в Англию, то начну все снова.

— Если?

— Я хотела сказать "когда". — Я почувствовала, что устала от въедливости Тима. — Ты пытаешься управлять моей жизнью, — упрекнула его я.

— Кто-то должен это делать. Мы с Барбарой переживаем за тебя.

— Не заставляй меня чувствовать угрызения совести.

— Но у тебя просто какая-то мания.

— Согласна. Хотя я назвала бы это "травмой". И я должна преодолеть ее последствия. Любой ценой.

Моя кровать была завалена бельем, чулками, блузками, косметикой. Беспорядок, сопутствующий укладыванию вещей, стал в последнее время довольно частым явлением в моей жизни. Я выбросила всю одежду, которую носила до и после моего "брака" с Отто. Я вела себя как человек, у которого внушительный счет в банке, но расчетливости у меня было еще меньше, чем денег.