Когда он вошел в комнату, девушка встала на колени и смиренно склонила голову. Он посерьезнел, увидев дочь у своих ног и тут же, даже не поздоровавшись, потребовал одного:

— Признай, что ты не имеешь права носить титул принцессы, поскольку мой брак с твоей матерью нельзя признать законным.

— Господин, — голос Мирелы звучал негромко, но уверенно. — Я люблю и уважаю вас, как отца и короля. Я буду повиноваться вам во всем, что не противоречит моей совести. Я не могу согрешить перед Эль-Элионом и оправдать то, что вы сделали с моей матерью.

Участь принцессы была решена. В гневе король покинул комнату, отдав напоследок распоряжение графине:

— Если мне доложат, что вы слишком мягко обращаетесь с Мирелой, я прикажу казнить всю вашу семью по обвинению в государственной измене.

Мирела вышла на балкон и там тоже преклонила колени, провожая отца, но он не обернулся, покидая замок.

— Госпожа, — обратилась к ней горничная.

Принцесса словно очнулась.

— Векира, надо предупредить графа Бернта. Вряд ли я смогу помочь леди Бернт. Если король послушает меня, значит, послушает, но ему лучше как можно скорее покинуть замок.

— Да что вы, — всплеснула руками девушка. — Граф Рекем разве оставил бы вас? Видели бы вы, как он вступился за вас. И Даута не побоялся. Прямо как древний рыцарь против дракона, наскакивает на него — Даут-то его выше. Говорит, какое вы имеете право, король не мог приказать так с вами обращаться. Я уж не знаю, о чем там король распорядился, но Даут разрешил Бернту с вами видеться, если вы, конечно, захотите. А покидать замок ему запретили.

— Он сошел с ума!

Векира правильно поняла, что имеет в виду госпожа.

— Да он, верно, влюбился в вас, вон вы у нас какая хорошенькая. А и вам веселее будет. Вовремя он сюда прибыл.

— Векира, как ты смеешь! — возмутилась Мирела. — Принеси мне воды и перестань болтать глупости.

Когда горничная вышла, принцесса потрогала вспыхнувшие щеки. Они были такие горячие, что кажется, приложи к ним бумагу — загорится. Девушка заглянула себе в душу: что ее так смутило? Она могла признать, что и то, как смело Рекем вступился за нее, и бестактное замечание Векиры о том, что граф в нее влюбился, доставили ей удовольствие. Но играть с чувствами других очень неприлично, поэтому, если придется увидеться с графом, надо вести себя как можно сдержанней, чтобы он ни в коем случае не мечтал о несбыточном. Знатные дамы часто заводили себе любовников из мелких дворян, но она не такая, и Бернт должен это понимать.

Она перевела взгляд на изголовье кровати. Там висел золотой элий — символ церкви Хранителей Гошты — единственное, что сохранилось от прошлой жизни. Меч с широким лезвием лежал на круге. Гарда меча напоминала голубя с распахнутыми крыльями: хвост лежал на лезвии, а голова устремлялась в небо. Все в элие имело значение. Круг был знаком того, что все начинается и заканчивается в Боге, что у Эль-Элиона нет ни начала, ни конца. Меч, выступающий за края круга, означал силу Эль-Элиона, которая вмешивается в этот мир, чтобы вершить справедливость. Необычная гарда свидетельствовала, что лишь зло наказывает этот меч и никогда не погубит невиновного. Однажды сила Эль-Элиона изменит этот мир, так, что не будет зла, смерти, болезней, меч принесет одним избавление, другим — смерть.

— Яви силу Свою… — начала Мирела молиться беззвучно, но тут в комнату вбежала Векира.

— Радость-то какая! — воскликнула она. — Отец Узиил приехал от вашей матушки.

Мирела вскочила. Вот оно: не зря же написано, что Эль-Элион слышит молитвы раньше, чем человек их произносит. Эль-Элион не покинул ее, Он поможет в этих испытаниях.

— Где же он, Векира? — бросилась она к девушке.

— Идет, уже идет! И граф Даут разрешил поговорить и даже этих противных мордоворотов от вашей двери убрал. Даут-то он не такой страшный. Ему король, наверно, и не разрешал ничего такого с вами делать, вот он и испугался, что у вас столько защитников.

Мирела сильно сомневалась в этих словах. Вряд ли Даут будет делать что-то по собственному произволу. Он снова задумал какую-то подлость, но она устала бояться и ожидать худшего. Сейчас она очень хотела встретиться с духовником матери.

Вошел старик с длинной серебряной бородой и волосами, в длинном красном облачении. Девушка вскрикнула от радости и склонилась на колени:

— Отец Узиил!

Старик коснулся ее лба узловатыми пальцами.

— Да благословит тебя Эль-Элион, дочь моя. Встань, милая. Я приехал к тебе с печальными известиями.

Мирела тут же вскочила с колен, тревожно вглядываясь в Узиила.

— Садитесь, отец, — она указала на стул, на котором только что сидела. Священник тяжело опустился. Принцесса уселась у его ног на маленькой деревянной подставке для ног. Она взяла священника за руку и с мольбой посмотрела на него.

— Вы привезли мне письмо от матери? Отец Иавин давно уехал к вам, я не знала, почему он так долго задерживается…

Духовник Узиил неотрывно находился рядом с королевой с того дня, как король Манчелу удалил ее от двора, чтобы жениться на молодой любовнице. Он долгие годы был ее утешением и поддержкой и отправился вместе с ней в ссылку. От королевы требовали одного: чтобы она признала свой брак с Манчелу незаконным. Такого же признания требовали от принцессы. Женщины, полностью зависящие от прихоти монарха, проявили строптивость, за это он заключил обоих под стражу. Замки, где их содержали, находились в двух шаврах* друг от друга, но им запрещали видеться друг с другом. Лишь