{06134}

И дома время летело так же поразительно быстро, как и в вагоне... Дневной свет в спальной то и дело сменялся ночными сумерками. Доктор, казалось, не отходил от кровати, и каждую минуту слышалось его "дэ, дэ, дэ". Через спальную непрерывно тянулся ряд лиц. Тут были: Павел, чухонец, штабс-капитан Ярошевич, фельдфебель Максименко, красная фуражка, дама с белыми зубами, доктор. Все они говорили, махали руками, курили, ели. Раз даже при дневном свете Климов видел своего полкового священника о. Александра, который в епитрахили и с требником в руках стоял перед кроватью и бормотал что-то с таким серьезным лицом, какого раньше Климов не наблюдал у него. Поручик вспомнил, что о. Александр всех офицеров-католиков приятельски обзывал "ляхами", и, желая посмешить его, крикнул: - Батя, лях Ярошевич до лясу бежал! Но о. Александр, человек смешливый и веселый, не засмеялся, а стал еще серьезнее и перекрестил Климова. Ночью раз за разом бесшумно входили и выходили две тени. То были тетка и сестра. Тень сестры становилась на колени и молилась: она кланялась образу, кланялась на стене и ее серая тень, так что богу молились две тени. Всё время пахло жареным мясом и трубкой чухонца, но раз Климов почувствовал резкий запах ладана. Он задвигался от тошноты и стал кричать: - Ладан! Унесите ладан! Ответа не было. Слышно было только, как где-то негромко пели священники и как кто-то бегал по лестнице. Когда Климов очнулся от забытья, в спальной не было ни души. Утреннее солнце било в окно сквозь спущенную занавеску, и дрожащий луч, тонкий и грациозный, как лезвие, играл на графине. Слышался стук колес - значит, снега уже не было на улице. Поручик поглядел на луч, на знакомую мебель, на дверь и первым делом засмеялся. Грудь и живот задрожали от сладкого, счастливого и щекочущего смеха. Всем его существом, от головы до ног, овладело ощущение бесконечного счастья и жизненной радости, какую, вероятно, чувствовал первый человек, когда был создан и впервые увидел мир. Климов страстно захотел движения, людей, речей. Тело его лежало неподвижным пластом,

{06135}

шевелились одни только руки, но он это едва заметил и всё внимание свое устремил на мелочи. Он радовался своему дыханию, своему смеху, радовался, что существует графин, потолок, луч, тесемка на занавеске. Мир божий даже в таком тесном уголке, как спальня, казался ему прекрасным, разнообразным, великим. Когда явился доктор, поручик думал о том, какая славная штука медицина, как мил и симпатичен доктор, как вообще хороши и интересны люди. - Дэ, дэ, дэ...
– сыпал доктор.
– Отлично, отлично... Теперь уж мы здоровы... Тэк, тэк. Поручик слушал и радостно смеялся. Вспомнил он чухонца, даму с белыми зубами, окорок, и ему захотелось курить, есть. - Доктор, - сказал он, - прикажите дать мне корочку ржаного хлеба с солью и... и сардин. Доктор отказал, Павел не послушался приказания и не пошел за хлебом. Поручик не вынес этого и заплакал, как капризный ребенок. - Малюточка!
– засмеялся доктор.
– Мама, бай, а-а! Климов тоже засмеялся и, по уходе доктора, крепко уснул. Проснулся он с тою же радостью и с ощущением счастья. Возле постели сидела тетка. - А, тетя!
– обрадовался он.
– Что у меня было? - Сыпной тиф. - Вот что. А теперь мне хорошо, очень хорошо! Где Катя? - Дома нет. Вероятно, зашла куда-нибудь с экзамена. Старуха сказала это и нагнулась к чулку; губы ее затряслись, она отвернулась и вдруг зарыдала. В отчаянии, забыв запрещение доктора, она проговорила: - Ах, Катя, Катя! Нет нашего ангела! Нет! Она уронила чулок и нагнулась за ним, и в это время с головы ее свалился чепец. Взглянув на ее седую голову и ничего не понимая, Климов испугался за Катю и спросил: - Где же она? Тетя! Старуха, которая уже забыла про Климова и помнила только свое горе, сказала: - Заразилась от тебя тифом и... и умерла. Третьего дня похоронили.

{06136}

Эта страшная, неожиданная новость целиком вошла в сознание Климова, но, как ни была она страшна и сильна, она не могла побороть животной радости, наполнявшей выздоравливающего поручика. Он плакал, смеялся и скоро стал браниться за то, что ему не дают есть. Только спустя неделю, когда он в халатишке, поддерживаемый Павлом, подошел к окну, поглядел на пасмурное весеннее небо и прислушался к неприятному стуку старых рельсов, которые провозили мимо, сердце его сжалось от боли, он заплакал и припал лбом к оконной раме. - Какой я несчастный!
– забормотал он.
– Боже, какой я несчастный! И радость уступила свое место обыденной скуке и чувству невозвратимой потери.

{06137}

Лев Иванович Попов, человек нервный, несчастный на службе и в семейной жизни, потянул к себе счеты и стал считать снова. Месяц тому назад он приобрел в банкирской конторе Кошкера выигрышный билет 1-го займа на условиях погашения ссуды частями в виде ежемесячных взносов и теперь высчитывал, сколько ему придется заплатить за всё время погашения и когда билет станет его полною собственностью. - Билет стоит по курсу 246 рублей, - считал он.
– Дал я задатку 10 руб., значит, осталось 236. Хорошо-с... К этой сумме нужно прибавить проценты за 1 месяц в размере 7% годовых и 1/4% комиссионных, гербовый сбор, почтовые расходы за пересылку залоговой квитанции 21 коп., страхование билета! руб. 10 коп., за транзит 1 руб. 22 коп., за элеватор 74 коп., пени 18 коп. ... За перегородкой на кровати лежала жена Попова, Софья Саввишна, приехавшая к мужу из Мценска просить отдельного вида на жительство. В дороге она простудилась, схватила флюс и теперь невыносимо страдала. Наверху за потолком какой-то энергический мужчина, вероятно ученик консерватории, разучивал на рояли рапсодию Листа с таким усердием, что, казалось, по крыше дома ехал товарный поезд. Направо, в соседнем номере, студент-медик готовился к экзамену. Он шагал из угла в угол и зубрил густым семинарским басом: - Хронический катарр желудка наблюдается также у привычных пьяниц, обжор, вообще у людей, ведущих неумеренный образ жизни... В номере стоял удушливый запах гвоздики, креозота, йода, карболки и других вонючих веществ, которые Софья Саввишна употребляла против своей зубной боли.

{06138}

– Хорошо-с, - продолжал считать Попов.
– К 236 прибавить 14 руб. 81 коп., итого к этому месяцу остается 250 руб. 81 коп. Теперь, если я в марте уплачу 5 руб., то, значит, останется 240 руб. 81 коп. Хорошо-с. Теперь, считая за 1 месяц вперед 7% годовых и 1/4% комиссионных... - Аа-х!
– застонала жена.
– Да помоги же мне, Лев Иваныч! Умира-аю! - Что же я, матушка, сделаю? Я не доктор... 1/4% комиссионных, 1/5% куртажа, на каботаж 1 руб. 22 коп., за транзит 74 коп. ... - Бесчувственный!
– заплакала Софья Саввишна, высовывая свою опухшую физиономию из-за ширмы.
– Ты никогда мне не сочувствовал, мучитель! Слушай, когда я тебе говорю! Невежа! - Стало быть, 1/4% комиссионных... за транзит 74 коп., за элеватор 18 коп., за упаковку 32 коп.
– итого 17 руб. 12 коп. - Хрронический катарр желудка, - зубрил студент, шагая из угла в угол, - наблюдается также у привычных пьяниц, обжор... Попов встряхнул счеты, мотнул угоревшей головой и стал считать снова. Через час он сидел всё на том же месте, таращил глаза в залоговую квитанцию и бормотал: - Значит, в августе 1896 года останется 228 руб. 67 коп. Хорошо-с... В сентябре я взношу 5 руб., останется 223 руб. 67 коп. Ну-с, прибавляя за 1 месяц вперед 7% годовых, 1/4% комиссионных... - Варвар, подай нашатырный спирт!
– взвизгнула Софья Саввишна.
– Тиран! Убийца! - Хрронический катарр желудка наблюдается также при стррраданиях печени... Попов подал жене спирт и продолжал: - 1/4% комиссионных, за транзит 74 коп., издержки по аберрации 18 коп., пени 32 коп. ... Наверху музыка было утихла, но через минуту пианист заиграл снова и с таким ожесточением, что в матрасе под Софьей Саввишной задвигалась пружина. Попов ошалело поглядел на потолок и начал считать опять с августа 1896 года. Он глядел на бумаги с цифрами, на счеты и видел что-то вроде морской зыби; в глазах его рябило, мозги путались, во рту пересохло, и на лбу

{06139}

выступил холодный пот, но он решил не вставать, пока окончательно не уразумеет своих денежных отношений к банкирской конторе Кошкера. - А-ах!
– мучилась Софья Саввишна.
– Всю правую сторону рвет. Владычица! О-ох, моченьки моей нет! А ему, аспиду, хоть трава не расти! Хоть умри я, ему всё равно! Несчастная я, страдалица! Вышла за идола, мученица! - Но что же я могу сделать? Значит, в феврале 1903 года я буду должен 208 руб. 7 коп. Хорошо-с. Теперь, прибавляя 7% годовых, 1/4% комиссионных, куртажа 74 коп. ... - Хррронический катарр желудка наблюдается и при страданиях легких... - Не муж ты, не отец своих детей, а тиран и мучитель! Подай скорей хоть гвоздичку, бесчувственный! - Тьфу! 1/4% комиссионных... то есть что же я? За вычетом прибыли от купонов, с прибавлением 7% годовых за месяц вперед, 1/4% комиссионных... - Хррронический катарр желудка наблюдается и при страданиях легких... Часа три спустя Попов подвел последний итог. Оказалось, что за всё время погашения придется заплатить банкирской конторе Кошкера

{13478}

21 руб. 92 коп. и что если вычесть отсюда выигрыш в двести тысяч, то всё же останется убытку больше миллиона. Увидев такие цифры, Лев Иванович медленно поднялся, похолодел... На лице у него выступило выражение ужаса, недоумения и оторопи, как будто у него выстрелили под самым ухом. В это время наверху за потолком к пианисту подсел товарищ, и четыре руки, дружно ударив по клавишам, стали нажаривать рапсодию Листа. Студент-медик быстрее зашагал, прокашлялся и загудел: - Хррронический катарр желудка наблюдается также у привычных пьяниц, обжоррр... Софья Саввишна взвизгнула, швырнула подушку, застучала ногами... Боль ее, по-видимому, только что начинала разыгрываться... Попов вытер холодный пот, опять сел за стол и, встряхнув счеты, сказал: - Надо проверить... Очень возможно, что я немножко ошибся...

{06140}

И он принялся опять за квитанцию и начал снова считать: - Билет стоит по курсу 246 руб... Дал я задатку 10 руб., значит, осталось 236... А в ушах у него стучало: - Дыр... дыр... дыр... И уже слышались выстрелы, свист, хлопанье бичей, рев львов и леопардов. - Осталось 236!
– кричал он, стараясь перекричать этот шум.
– В июне я взношу 5 рублей! Чёрт возьми, 5 рублей! Чёрт вас дери, в рот вам дышло, 5 рублей! Vive la France! Да здравствует Дерулед! Наутро его свезли в больницу.