— Именем дьявола.

— Зарыть у этого камня. Живей, душегубы!..

Вечером палец мой начал вспухать, дергаться. Всю ночь провертелся.

«Именем дьявола… Интересно, у Яськи тоже нарыв?.. А у Жорки?.. Что там было написано? Даже не прочитали…»

К утру палец вздулся, мама заметила. Отоврался. Сделали повязку с кусочком столетника. Школу можно по этому случаю прогулять.

На пустырике уже ошивался Яська.

— Сто тысяч жареных дьяволов!

— И соленая ведьма! Покажи, у тебя нарвало?

— Не-ет.

— А у меня во.

— Уй-яа. Ну теперь умрешь.

— Фига-с-два. Жорка не приходил?

— Не.

— А давай клятву раскопаем и сожжем, спички есть.

— Ну давай. Как там?.. С ругательствами и проклятиями негодяи отшвырнули прочь посинелый скелет помощника капитана. С глухим стуком в покрасневшую от крови каменистую почву вонзились заступы…

Бумажка оказалась сухой.

— Ничего, а.

— Нормально. Пустое, мокрое — у-у!!

— Жорка-то расписался красивше всех. Какая загогулина, а. И не расплылось.

— У него кровь светлая.

— А у кого малокровие, синяя.

— Синяя у марсиан.

— Иди врать.

— А у японцев зеленая.

— А у муравьев вообще крови нет, спирт у них.

— Давай в футболешник?..

Подошла еще парочка прогульщиков с соседнего двора. Гоняли консервную банку, я и не заметил, как сунул клятву в карман.

Вечером, при стирке штанов, документ был обнаружен мамой, пришлось объясниться.

Мама смотрит на текст, вглядывается в подписи и вдруг говорит:

— А главарь-то ваш краской расписался.

— ?!

— Акварельной.

— Акварельная кровь?!

— Акварельная. Крап-лак называется.

..АКВАРЕЛЬНАЯ КРОВЬ!..

Ах вот оно что. Ну, что делать будем?.. Вот это главарь… Побежать к Яське. Показать, как нас ОБВЕЛИ ВОКРУГ ПАЛЬЦА! Потом… Потом СТРАШНАЯ МЕСТЬ!! Заставить его… Что заставить?.. Проколоть палец! Той же самой булавкой, той самой! — и-и… И написать! — Своей НАСТОЯЩЕЙ кровью! —

Я ПОДЛЕЦ!!! МЕНЯ НАДО КАЗНИТЬ!!!

…Во сне мы с мамой рыли пещеру, бесконечно длинную, беззвучно долбили светящийся красный камень, чтобы добыть ОГОНЬ СТРАШНОГО СЧАСТЬЯ. Вдруг мама, проваливаясь, говорит: «Я за спичками» — и исчезает, сразу понимаю, что навсегда, и чтобы догнать ее, ПЕРЕСТАЮ БЫТЬ, а это можно успеть только за вечность, которая бесконечно короче мига, только коснуться…

Право чистой страницы, право детское, первое и последнее. Наутро сознание мое было омыто солнцем, новый день не желал сводить счеты. Ни я, ни Яська ни звуком более не обмолвились об этой дурацкой клятве. А Жорка притих, помалкивал — может быть, что-то чувствовал…

Страница перевернулась; но что-то все-таки не попустило той бумажке исчезнуть…

9. Ракурсы

Как бы я ни старался живописать его — ни самые многозвучные краски, ни тончайшая светотень не победят чертежа.

Я даже не верю, что он есть, все время, покуда мы с ним общались, не уходило затаенное подозрение, что его нет. А ведь в памяти целый фильм — от той первой встречи в песочнице… Несколько мешковатый мальчик, каких много. Зодиаковый Скорпион, на четыре дня старше меня. Бесцветный прыщеватый подросток, сохраняющий мешковатость, но уже какую-то многоугольную. Со спины: оквадраченная голова на короткой шее, наплюснутые вперед уши.

Профиль: крутая, почти дугообразная выпуклость лба, не очень высокого, на котором потом обозначились зализы; оседающий книзу затылок и подскакивающий вверх подбородок с мясистым выпрыгом нижней губы, отчего нос кажется слегка вдавленным. Долго страдал хроническим насморком, сильно сопел, особенно когда рисовал: вспучивал ноздри, отодвигал вбок губу… Это тоже вошло в гипнотическую гримасу, вместе с длинным выгибом правой брови и…

Вот она, особенность глаз. Поставленные довольно широко, с едва заметной косиной, с оттопыром нижних век, как бы перевернутые. Когда такие глаза медленно, словно жерла пушек, наводятся на некую точку за вашим затылком; когда веки еще резче оттягиваются напряжением щечных брыл (напрягается шейно-лицевой мускул, так называемая платизма), — когда начинается вдруг вибрация всей физиономии одновременно с движением вверх и вниз, а глаза не отрываются… Вот — вот оно, знаменитое оргаевское «облучение»: впечатление, будто находишься под напором пульсирующей энергии; всасываешься в эту судорогу, начинает рябить в глазах. Этот иллюзионный трюк он отрабатывал еще в школе, но не хватало массы и репутации, большинство испытуемых заходилось хохотом.

Физически был средней силы, довольно подвижен, но неважно координирован; по этой причине не любил футбола — через раз мазал мимо мяча. В возне то и дело репетировал какие-то сногсшибательные приемчики, куда-то нажимал, что-то выкручивал; уверял, что знает двадцать четыре смертельных точки; но мало что получалось.

В восьмом классе из личинки моей подростковой застенчивости вылупился хмельной мотылек. На небосклоне школьной популярности засияла звезда — портретист, стихоплет, танцор, фокусник, мим, а главное, лабух, напрокат-нарасхват. Сочинил немыслимое количество пошлых песенок. Шалый, упоенный собой, я носился из компании в компанию, морочил девчонок, влюблялся, учился тяп-ляп, пропадал ночами, приводил в отчаянье маму.