– Ну хорошо! – сказала я. – Убедил!

– Что? – подозрительно спросил отец.

– Перо и чернила давай! – вздохнула я. – У мамы завсегда имеются, донесения посылать...

– А зачем перо?

– Положение исправлять, – удивилась я.

– И как ты его исправишь?

– Тебе ж не нравится этот ублюдок, что все порушил!

– Ну и как ты с ним справишься?

Я молча взяла перо.

И написала письмо.

А потом посыпала песком бумагу.

Отец все пытался заглянуть и понять, что я делаю. Но я не давала.

– Ну, вот и все, – сказала я облегченно. – С ним покончено.

– Как?!

– Сам умрет, когда услышит о гибели корпуса и флота, а также вспомнит, что не было случая, чтоб кто-то остановил меня, – равнодушно сказала я.

– Но как?

Я молча сдула песок и написала адрес и имя министра, передав письмо пленному капитану.

Тот недоуменно смотрел на письмо.

– Отдашь лично министру, – сказала я, разрубив веревки. – Скажешь – от Берсерка.

Недоумевающий отец все же ухитрился заглянуть в письмо.

Там было всего одно слово.

Жди.

Мы были во Франции, когда прокатилась весть о том, что застрелился один из крупных голландских деятелей, что забрал так много власти в Голландии.

Поговаривали, что это произошло после того, как его вдруг отправили ни с того в отставку, происшедшую так быстро после его такого мгновенного возвышения.

– Садюга ты! – укорила меня Мари. – Заставила человека так мучится!

Я только фыркнула. Никакого раскаяния за ублюдка я, как ни старалась, не испытывала.

– Ты его сломала, – сказала мама, вздохнув. – А это гораздо страшнее, чем убивать. Даже самые сильные люди не выдерживают, ломаются, именно от ожидания такого неотвратимого удара! Страшно жить в ожидании смерти и мук, душа надламывается, храбрецы в тряпок превращаются. Ибо оно растет... Даже с мелочей начинается, а потом страх захватывает. А тут он еще узнал, что десять тысяч человек прикончили, флот прикончили... Да и слышал, наверное, легенды про твою неотвратимость... Есть от чего с ума сойти... От шороха вздрагивал! От ощущения неотвратимости и беззащитности и не такие ломались... Я больше всего это не люблю, когда ты не просто устраняешь мерзавца, а растаптываешь его! – в сердцах сказала мама. – Пусть хоть людьми, а не сломленными погибают!

Я не стала ничего говорить. Я ведь его не пытала и не издевалась, все сделало его воображение. Страх – худший мучитель на земле. Я даже пальцем его не касалась.

– Может мне заплакать? – жалобно сказала я.

– Не надо! – сказал оживший и помолодевший отец. Он точно возродился от такого известия. – Ты знаешь, – сказал он, читая сводки, – они отозвали из Англии новых послов, которых сменили месяц назад, и вернули старых!

Он был доволен, исчезла та подавленность, которая словно накрыла его, когда он узнал, что все его хорошие и честные знакомые в Голландии вдруг странным образом погибли.

– Ты еще не все прочитал, – подала вдруг голос Мари, как всегда просматривавшая сводки вместе со всеми, – те новые дипломаты вдруг исчезли на пол пути из Англии и никто не может их найти.

– Скорей всего бедняжки на дне морском... – вздохнула печально мама. – Дурачки никак не понимают, что замешанные в подобные грязные дела никогда не переживают грязного дела... Вряд ли их теперь кто когда-нибудь найдет в глубине с камешками на ногах...

Картина шеренг дипломатов, медленно уходящих вглубь с тяжелыми камнями на ногах порядочно заняла меня. Я представила невероятную, таинственную глубину моря, качающихся на безумной глубине торжественных важных послов, рыбки, весело плывущие веером мимо. Было так загадочно в том, как они кончили свою короткую глупую карьеру.

– Ты бы, папа, пока я не вылечусь, не светился с этими сводками... – недовольно сказала я отцу. – Неизвестно кто нас сдал в Голландии.

– Мне хорошо это известно! – злорадно сказала Мари. – Я вам покажу! Я тоже отправила ему письмо!

– Боюсь, от него ты не дождешься! – хихикнула мама.

– Он поймет, что ты ждешь официальной помолвки! – поняла я замысел Мари и захлопала в ладоши. – Жди меня!

Сестра попыталась меня стукнуть.

Больно стукнуть.

Но я отскочила.

Я уже второй день разрабатывала ногу и таз под руководством китайца, который считал, что я здорова как пес. Как ни странно, но, пройдя тысячи ранений, ушибов, болезней и чудовищных условий, я очень хорошо чувствовала свой организм. Который просто давал себе знать, что ему нужно – я угадывала иногда нужные мне травы как собака. А в случае ранения – отсыпалась как волк без всяких указаний доктора. Сейчас я была почти здорова, что подтверждал китаец с его чудовищным лекарским инстинктом. Потому я осторожно выполняла особые упражнения, стремясь вернуть ноге и суставам подвижность и ловкость. Массаж, растяжки, специальная еда, где были в громадном количестве вещества, нужные для роста костей, специальные стимуляторы... Мне в минуты болезни или усиленных тренировок неожиданно начинало хотеться определенной еды, трав, овощей, чаев. А, поскольку, я и запахи и вкус запоминала с первого раза, да и прислушиваться к себе я привыкла, я обычно очень точно и дословно знала, что же хочется моему организму. А когда не могла определить – нюхала сушеные травы в нашем домашнем музее, где были травы и плоды со всего мира, и вовсе не для праздного любопытства...