Голос отца был беззлобный и ласковый.

Поскольку я была под водой, я сообразила, что расправа откладывается. Отец близко не сунется, ибо знает, что его обрызгают наверняка, а утопят и втянут в воду возможно и нечаянно. Опыт есть. Если он приблизится – мгновенный прыжок обеих, и он в воде, и в воде визжит на одного человека больше... Правда, мне и в голову не пришло, что отец с кем-то разговаривает, так я была занята важным делом – топила родную сестру в луже глубиной пол метра. Я даже не обратила внимания, что он говорит где-то за спиной.

– Господи, во что вы превратили новые бальные наряды... – раздался над нами ворчливый и слегка укоризненный голос мамы. Она с тоской разглядывала спереди наши платья, бывшие теоретически новыми.

Мы обе мгновенно вынырнули, выставив две головки из воды. Она только что подошла и аккуратно присела над бортиком, как леди, подобрав осторожно юбку, пробуя рукой воду, не слишком ли холодная.

Мы похлопали глазами и подозрительно переглянулись с Мари, глядя на маму. Но она мгновенно отпрыгнула от опасной близости воды и дочерей. Слишком часто она “случайно” падала в нее к дочерям за жизнь прямо в одежде.

– Кого я вырастила! – печально сказала она, разглядывая все те же платья. Так вздыхая и качая головой, будто это была трагедия века, а не непонятного вида мокрая тряпка, еще и укоризненно глядя на нас. – Хорошо, что хоть гостей нет больше в доме!

– Как это нет? – раздался за спиной возмущенный голос.

– А я что, не гость?

Мгновенно обернувшись, мы увидели жирного толстяка, разглядывавшего нас с другой стороны ошеломленными глазами. И, может быть, давно наблюдавшего наше невинное купание.

Он стоял так важно и надменно! Ужасно разодетая фифа!

А мы были, в мокрых платьях, почти голые, если смотреть на свет.

Еще японец учил меня пользоваться любым материалом для убийства. Мало кто знал, что я могла водой так бросить в лицо, пользуясь своей реакцией, что могла сбить человека с ног и вывести его из строя. Японец мучил меня часами, пока я не стала точно сбивать водой в ладошке каменный болван с приличного расстояния. Или песком с абсолютной точностью выводить из строя противника, иногда уничтожая глаза. По крайней мере, он после этого не был бойцом, и убить было легко. Даже песок в глаза, это очень гнусно. Люди не понимают, что может сделать тренировка. Хотя даже в простых пианистах имеют пример, а ведь тыкая пальцем без умения клавиши, даже не представить, какие звуки может извлечь гений из этих белых костяных зубов. Мало кто догадывался, что простая насыпь песка могла превращаться мгновенно в оружие и попадать очень точно и издалека, откуда не ждали, маленькие камушки могли выбить глаза, а вода из лужи ослепить на несколько мгновений человека с холодным оружием. И это не раз становилось фатальным для окруживших меня всадников.

Но толстяк был слишком далеко, и ему просто с силой плеснуло водой в морду.

– Вонючий жирдяй! – сказала сквозь зубы я, надменно свистнув. – Я тебе глаза выколю!

Лицо толстяка медленно вытянулось вместе с лицом мамы и родителей.

– Подумать только, какое невезение! – вылазя из воды и кляня на чем свет стоит поздно появившихся телохранителей, выросших как из земли передо мной, ругалась я. – Третий раз за день скомпрометировали, и хоть бы раз нормальный жених попался!

Лицо толстяка удивительно вытянулось и побледнело от негодования.

– Куда смотрят эти негодяи! – ругала я своих поздно появившихся телохранителей и слуг. – Всякие тут шляются, у вас же обязанность защищать! Кто его пропустил в поместье? Сейчас я этому толстяку сама врежу, чтоб знал, как проникать без спроса и разрешения хозяйки!!!

Толстяк уже надменно улыбался и хладнокровно рассматривал меня.

– Смотришь, воришка? – бурчала я. – Смотри, насматривайся, последний раз в жизни ведь! Того не кастрировала, а этого наверняка... Опыт есть, сдам труп приставу...

Тут он немного забеспокоился.

А верткий же оказался – вдруг кинулся на меня. Естественно, я пробила по нему, но с удивлением поняла, что промазала. И это боец. Тонкая ухмылка скользнула у него по губам, когда он врезал мне и попытался захватить.

Вернее, это ему показалось, что он врезал. Поднырнуть ему под руку я все же сумела. Дальнейшее произошло чисто автоматически – я пробила ему по солнечному сплетению в упор и попробовала швырнуть на землю. Не тут то было – я уже ругалась про себя. Толстяки – они плохо пробиваемы, а бросать, так вообще хуже нет, если они еще и бойцы. Я таких видела немало.

Он получил пять по печени, и ему стало грустно. Но устоял. Старею – подумала я. Мне стало грустно. Единственное, что я с ним сделала – это вывернулась все-таки у него из рук.

И стала с расстояния пробивать ему, куда доставала. Конечно, на самом деле все это вместе заняло меньше секунды – за несколько мгновений я пробила ему три серии с разных сторон и он сморщился, как проколотый шарик. А перехватить ему руку и швырнуть через себя вообще получилось бессознательно, и я еле успела не сломать ему шею, как хотело тело, а просто в том же приеме заломать ему руку за спину одним безумным чудовищным рывком в едином точном движении броска. Он и ахнуть не успел, как носом ударился в землю, а я еще прыгнула на него, вбив его еще раз и уже завязав ему руку за шею, так что и больно, и сам себя душишь.