Я благоразумно промолчала, предоставляя возможность выступить адвокату дьявола.

– Министерство на самом деле нас бы только сковывало своими предубеждениями... И требовало бы дел, тогда как сейчас мы получаем возможность заниматься своими делами открыто, под прикрытием своих дел решив и проблему с заговором, ибо все-таки у нас поместья... А в случае смены власти у нас не будет поместьев...

Я благоразумно кивала. Да, да...

– И, наконец, в случае переворота или какой-либо неудачи или смерти членов королевской семьи первым делом сменят, или вообще казнят министра, а какой он дохлый будет жених?

– Меръкантилизъмъ, – глубокомысленно прокомментировала я. Немного покачав возмущенною головой.

Мама укоризненно обернулась на меня.

– Вся его красота в титуле! – поспешила важно согласиться с ней я. – А когда его с министерского поста ссадят, только в старичка превратится, и его только и видели... На плахе...

Судя по реакции Мари, маме мое соглашательство тоже не понравилось.

– Ой, я такая меркантильная! – поспешила загладить плохое впечатление я. – Может Мари голенькие старички и нравятся!

Мари замахнулась на меня.

– Когда мертвенькие! – завопила быстрей ее оправдание я, увидев за спиной неизвестно откуда возникшего министра.

Второй удар был точнее.

– Без головы, холодненькие и синенькие! – истерически вопила я изо всей силы.

Министр застыл.

Мари схватилась за тяжелое. Топор.

– Чтобы в кровушке! – отчаянно завизжала я словно резанная.

Мари наконец обернулась и увидела быстро убегающего министра.

Зарычав, она ринулась за ним. Забыв отложить предмет. Но, судя по топотку, министр все же бегал быстрее. И истерически визжал.

Я увидела, как он буквально влетел в пролетку, затравлено оглядываясь на преследующую Мари.

– Господин, дайте я с вами объяснюсь! – орала она, все еще держа в руках топор.

– Гони!!! Гони!!! – послышался бешенный истерический крик папиного начальника. Удравшего от ужасного чудовища.

Кучер бешено лупил коней, сжавшись в комок и бросая мгновенный затравленные взгляды назад и отстреливаясь на полном ходу одной рукой навскид, правда, попадая в небо.

Я с удивлением смотрела за развитием их отношений.

– Я же говорила, что он Мари не выносит! – довольно сказала я. – Отстреливается!

Дальше было плохо. Ибо сестра все же вернулась. Живой. А говорить сестре правду о кавалерах дорого обходится для жизни!

– Во-первых, мы уезжаем отсюда... – сказала я. – Я видела за вашим министром хвост, – в этой местности увидеть дважды одного и того же человека слишком много, хоть он и переоделся. А во-вторых, только что прибыл странный экипаж вон к тому леску, и хоть убей меня, если это не бретеры...

Мари хмыкнула.

– Я, конечно, могла подумать, что они на пикник, если б это был не наш лесок... И если б у них вместо закутанных мушкетов были закутанные женщины...

Индеец переглянулся с китайцем, и они уставились на меня, ожидая указаний или каких-то моих планов на всякий случай, если просто пойти и вырезать их покажется мне слишком простым.

– Мы внутри дома, вы снаружи... – сказала я, вздохнув и коснувшись ноги. Чтоб они поняли почему. Я сделала рукой полукруг, мол, пусть зайдут в спину и вырежут, пока мы будем стрелять из окон. Для сливавшихся с местностью двоих убийц это было гораздо лучше, чем мелькать из окон. И риска никакого для двоих – все внимание сюда.

Они исчезли еще до того, как направившийся к двери отец захлопнул ее и закрыл на засовы.

Мари и мама деловито заряжали ружья, кидая их мне. Я тоскливо водила дулом по цветному стеклу.

Если б не нога, я б сама пошла вырезала их, а так тут придется работать мишенью. Я подозревала, что они не будут атаковать, а, рассосредоточившись кругом, расстреляют нас, когда мы выйдем из дома или на веранду. Здесь мы были при атаке в выигрыше, а при убийстве в проигрыше, ибо одно дело стрелять в дом, стоящий на виду, а другое дело стрелять в густой лес, где за кустами сам король мог спрятаться.

Я все-таки вычленила четверых – они перли как лоси. Но мама и папа никак не могли их увидеть и понять, что они там есть, а Мари ухватила лишь одного. А я сама боялась стрелять, чтобы случаем не сбить своих китайцев. Они вполне могли плавать в тех же водах, а зачем девушке мертвые китайцы?

Указав родителям и сестре места, и, выложив возле себя еще четыре ружья, я просто подняла свою шляпку на палочке в окошко.

Проревело двадцать семь выстрелов!

– Черт!!! – выругалась я. Почти одновременно в ответ им проревело четыре наших, потом опять четыре, потом опять. Три залпа щелкнули почти мгновенно. Но никому даже в голову не пришло, что их там столько! Ведь я видела одну карету!