Лучшие вина и самые вкусные блюда без счета подавались там, и лорды Ведьмландии горячо набросились на них, отдавая должное великолепному пиру. Тем временем Лаксус сказал потихоньку Гро: — Ведомо мне, что ты не хочешь участвовать в самой злой части этих деяний. И знай, что если ты захочешь сыграть с ним шутку и украсть у него эту даму, я не встану у тебя на пути.

— В карточной колоде, — ответил Гро, — короли старше вальтов. Ничего злого еще не произошло, и мы здесь. Я слышал, как ночная птица пропела о вашей ссоре.

— Нет, не думай так, — ответил Лаксус. — Но я скажу тебе, как Роланд Оливеру [12] , что ты больше всех остальных достоин любви этой дамы.

— Ты требуешь от меня сладкой глупости, коя чужда моей натуре, — ответил Гро. — Ведь я — словно знаменитый ученый, много лет назад отбросивший в сторону такие игрушки, и ныне сторонящийся их. И все-таки мне кажется злым деянием, если он возьмет ее против ее воли. Ты же знаешь его грубый солдатский ум, не говоря уже о его распутном обращении с другими женщинами.

— Тише, — сказал Лаксус, — по мне пусть он делает что хочет, и будет с этой дамой близок, как бабочка. Но с точки зрения политики от нее лучше избавиться. Я бы не хотел ее больше видеть. Поэтому я помогу тебе всем, чем хочешь. Если он проведет здесь целое лето, предаваясь с ней любовным шалостям, Король, скорее всего, обвинит нас в том, что мы, в разгар охоты, дали его доброму соколу наесться и добыча сбежала.

— Я вижу, — сказал Гро, улыбаясь самому себе, — что ты трезвый и разумный политик, и в первую очередь думаешь об интересах Ведьмландии. Это и правильно, и справедливо.

А тем временем пир шел своим чередом, Ведьмы обжирались деликатесами и большими бокалами пили вино. Женщины Мевриан тоже были здесь, в основном против своей воли, прислуживая пирующим, ставя перед ними новые блюда и наливая новые вина, золотые, темно-желтые и рубиново красные, в бокалы, хрустальные, яшмовые или вычеканенныe из чистого золота. Воздух в прекрасной зале загустел от паров, поднимавшегося над жаренным мясом и пьяного дыхания людей; потускневшие опаловые лампы светили медным светом и вокруг каждой из них образовался сноп медных лучей, как вокруг факела, горящего в тумане. Чаши дружно ударяли по столу и звенело разбитое стекло, когда опьяневшие Ведьмы с размаха швыряли на пол бесценные бокалы, разбивая их вдребезги. В комнате стоял несмолкающий шум, все пели и смеялись, и посреди шума слышались поющие женские голоса, хотя их песни почти тонули в пьяных криках. Ибо служанкам Мевриан пришлось танцевать и петь перед Ведьмами, как бы тяжело не было у них на сердце. И другие удовольствия, помимо песен и танцев, хотели получить от них чернобородые кутилы и искали для этого удобного случая, но это можно было сделать только тайком, не на глазах своего генерала. Ибо его страшный гнев обрушился бы на того, кто опрометчиво выставил напоказ свои успехи на тех полях, где их лорд вынужден был соблюдать пост.

Через какое-то время юный Хеминг, сидевший рядом с Гро, прошептал тому на ухо: — Это нехороший пир.

— Да нет, мне кажется, что это нормальный пир, — ответил Гро.

— Я бы хотел увидеть что-нибудь другое, — сказал Хеминг, — а не то, что он предлагает нам. А как ты думаешь?

— Я не могу порицать его, — ответил Гро. — Таких женщин, как она, не бывает.

— И он ведет себя с ней как самая грязная свинья. Неужели мы можем допустить, что он удовлетворит свои распутные намерения с самой красивой в мире дамой?

— И что я могу сделать с этим? — сказал Гро.

— Неужели меньше меня? — возразил Хеминг.

— А, так тебе это не нравится? — сказал Гро.

— Или ты не мужчина? — сказал Хеминг. — И она не кровавая Антропос, которая ненавидит его!

Гро посмотрел на него испытующим взглядом. Потом прошептал, наклонив голову над изюмом, который как раз сейчас собирал: — Если ты действительно так думаешь, это очень хорошо. — И говоря вполголоса, главным образом в те мгновения, когда гуляки громко орали или смеялись над очередной шуткой, дабы никто не мог заподозрить, что они ведут серьезный секретный разговор, он научил Хеминга тому, что тот должен сделать, и открыл ему, что обиженный Лаксус тоже согласился им помочь. — Твой брат Карго лучше всего подходит для этого. Он примерно одного роста с ней, и настолько юн, что у него нет бороды. Иди и найди его. Перескажи ему слово в слово все, что я рассказал тебе. Кориниус не доверяет мне и, конечно, не спустит с меня глаз весь вечер. Так что это ваша задача, сыновья Корунда. А я попробую удержать его здесь, пока вы все не выполните, даже если придется схватить его за локоть. Иди. Мудрый совет у тебя есть. От вас требуется скорость и еще раз скорость.

Леди Мевриан, сбежав в свою комнату в южной башне, сидела у восточного окна, которое выходило на сад и озеро; дальше темнели узкий залив Стропардон и холмы Истмарка, и совсем далеко, над внутренним морем Трууотер, величественно нависали кряжи Моседейла, Муркдейла и Свартривердейла. Последние лучи дня еще мешкали на их горделивых вершинах: Железном Клюве, на мрачной стене Скарты и на далеких двойных башнях Дины, видимых через впадину Невердейл Хаус в более низком Моседейле. За ними по небесным склонам катилась колесница тихой Ночи: святая Ночь, мать богов, мать сна, нежная няня всех усталых сердец и всех маленьких птичек и зверей, живших в полях, и утомленная мать своих странных детей: страшилищ, насильников и ночных убийц.

Мевриан молча сидела, пока земля не растаяла в темноте и небо не наполнилось мерцающим светом звезд, ибо оставался еще час до подъема луны. И взмолилась она Леди Артемис, назвала ее тайное имя и сказала: — Богиня и святая Девственница, триединая, ибо ты Божество на небесах, божественная Охотница на земле и повелительница скрытого под землей бессолнечного мира, где ты живешь, окруженная ордами мертвых: спаси меня, ибо я все еще девственница, твоя подданная.

Она повернула камень на пальце и вгляделась в тьму собравшуюся под гранями хризопраза, днем казавшимся желтым и бледным, почти не видимым, но ночью светившего ясным пламенем. И увидела, как внутри замигали огоньки, как будто тысячи золотых искорок танцевали и кружили под поверхностью камня.