— Да, мадам, позор мне, — ответил он. — Я не сумел предотвратить это.

— Выбрось из головы любые мысли о позоре, — сказала она. — Лучше сосчитай, сколько их было против каждого из нас: предания о нашей битве будут звучать вечно. Но ведь только из-за меня на стены донжона сыпятся такие сильные удары, что кажется, будто сами боги обрушились на нас. И теперь ты должен подчиниться мне и моим приказам; иначе мы все погибнем, ибо даже эта башня не в состоянии надолго остановить его.

— Божественная дама, — сказал Астар, — никто не избегнет жестокого объятия смерти. Я и ваши люди будем защищать вас до конца.

— Сэр, — сказала она, с королевским достоинством. — Отныне я сама буду защищать себя и Крозеринг, и более надежно, чем все воины в мире. — И она коротко рассказала ему свой план сдать крепость при условии, что Астар, Равнор и его люди смогут свободно уйти.

— И вы подчинитесь Кориниусу? — спросил Астар.

— Твой меч слегка подрезал его когти, — ответила Мевриан. — Я не боюсь его.

Сначала Астар не хотел и слышать ее слова, и даже верный Равнор чуть не поднял мятеж. Но леди твердо стояла на своем, и ясно показала им, что это единственная надежда спасти ее и Крозеринг, и если через несколько дней крепость падет, "то мы с отчаянием поймем, что не злая судьба, а мы сами, своими собственными руками разрушили ее", и, наконец, с тяжелым сердцем они согласились подчиниться ее приказу.

Без дальнейших церемоний Леди Мевриан открыла окно, вывесила белый флаг переговоров, позвала Лорда Гро и передала ему послание для Кориниуса. Начались переговоры, и она согласилась сдать башню, при условии, что все находившие в ней воины безопасно выйдут наружу с оружием в руках и никто не будет их преследовать ни в окрестностях Крозеринга, ни за его пределами. Все это было записано на листе пергамента и запечатано личными печатями Кориниуса, Гро и Лаксуса, и через полчаса после того, как Леди Мевриан получила этот пергамент, открылись ворота башни, и ключи от всех покоев были переданы в руки Ведьмландцев.

Все было исполнено в точности, крепость Крозеринг перешла в руки Кориниуса. Астар, Равнор и его люди не стали пленниками, ради Леди Мевриан, но Кориниус, с кровожадным блеском в глазах, поклялся, что сам убьет их всех, если через час найдет хотя бы одного из них ближе чем трех милях от Крозеринга. И, подчиняясь приказу дамы, они ушли.

В ТОТ же самый вечер Кориниус приказал устроить пир в Комнате Луны для четырех десятков своих лучших людей — роскошное, воистину королевское развлечение; и решив, что наконец-то настало время когда он сможет удовлетворить свою похоть, через одного из своих джентльменов послал Леди Мевриан слово, сказав, что она должна немедленно придти туда. И она послала ему ответ, сказав, что замок, конечно, весь в его распоряжении, но она сама очень утомилась и этой ночью больше всего желает выспаться, на что он громко расхохотался и сказал: — Самое несвоевременное желание, скорее даже насмешка, ибо она отлично знает, что я собираюсь сделать с ней сегодня ночью. Я желаю, чтобы она пришла и побыстрее, пока я еще добрый.

В ответ она была вынуждена подчиниться и вошла в Комнату Луны, одетая в все похоронно-черное: платье с высоким лифом из черного сендаля, подбитое тафтой, а вокруг горла ожерелье из черных блестящих сапфиров. Высоко и благородно несла она свою голову. И на ее бледном лице, обрамленном густыми, черными как ночь волосами, не были и тени страха.

При ее появлении все встали, приветствуя ее, и Кориниус сказал: — Леди, вы быстро изменили ваше мнение, хотя вначале клялись, что никогда не отдадите мне Крозеринг.

— Настолько быстро, как только смогла, милорд, — сказала она, — ибо увидела, что была не права.

Он на минуту замолчал, пока его взгляд, взгляд знатока, бежал по ее прекрасным формам. Потом сказал: — Ты, конечно, хочешь обеспечить безопасность своим друзьям?

— Да, — ответила она.

— Для твоей собственной безопасности, мадам, — сказал Кориниус, — это не имеет ни малейшего значения. Да будут моими свидетелями всемогущие Боги, от которых нечего не скроешь, я желаю тебе только добра.

— Милорд, — сказала она, — пусть это слово станет опорой для меня. Ведь я знаю, что моя свобода — добро, и не должна зависеть от условий какого-нибудь человека.

После чего он, пригубив вино, надел на свое лицо самое любезное выражение и ответил: — Я не сомневаюсь в этом, мадам, но сегодня ночью, до никому не известного завтра, я бы посоветовал тебе выбрать самое высокое из всех возможных условий, которое я могу предложить: стать королевой Демонландии.

Она очень вежливо поблагодарила его, но сказала, что хотела бы отказаться от такой приятной чести.