София спала беспокойно, то и дело просыпалась, с криком. Мы едва сумели уговорить её остаться в спальной — она наотрез отказывалась. Только когда Доминик поклялась, что ни она, ни я здесь ещё не спали…

Мы устроились в кабинете. Вначале по разным углам, но после того, как Ники в третий раз встала, чтобы успокоить Софию, она устроилась рядом со мной. Так и лежали — не спали и не бодрствовали. Слушали биение сердца друг друга, думали кто о чём. Я не знал, о чём она думает. Не пытался подслушать.

— Может быть, вызвать врача? — спросил я, когда Ники выскочила из кабинета в четвёртый раз — и вернулась, минут через десять.

— Эти врачи ей не помогут, — отозвалась она, устраиваясь у меня на плече. — пропишут успокоительное, и всё. А от этого ей только хуже. Она ещё не поняла, где она и кто она теперь.

— И долго ей… терпеть?

— Не знаю, Брюс, — Ники обняла меня за шею. — Я делаю, что могу.

— Ты обещала рассказать завтра, Ники. Уже завтра.

Она вздохнула.

— Почему буря, гроза и жасмин?

Она положила ладонь мне на губы.

— Ники, я не…

«Молчи. Досчитай до десяти, медленно».

«Один, два…»

«Медленнее. Представь, что ты в темноте и видишь цифры».

«Три… четыре…»

Тишина наваливается, мягкими тёплыми слоями. И тьма. Дождь ещё барабанит по стёклам, но я не слышу его. Только биение собственного сердца.

«Пять… шесть…»

Ничего не вижу, кроме сияющих цифр в темноте. Я представил их кроваво-красными. Тишина. Только дыхание и стук сердца.

«Семь… восемь…»

Вселенная растворяется, мне кажется, что я повис в пустоте — смутно ощущаю тепло, Ники прижалась ко мне, обняла за шею Ни простыни, ни одеяла — ничего больше нет.

«Девять…»

Сосредоточиться на цифре становится трудно. Мысли путаются. Неужели Ники просто захотела, чтобы я уснул?

«Десять».

Я не успеваю больше ничего подумать.

Ники, ночь, лето

Мне показалось, что я проснулся. Но всё вокруг было странным и непривычным. Чья-то комната, у меня такой не было. Много игрушек, книги разбросаны на полу. Вижу стол, на нём тоже какие-то игрушки. Я ощутил, что спрыгиваю — с кровати? Кровать показалась гигантской.

— Мама?

Голос раздаётся из моих губ, но это не я, не мой голос. Тут я понял, что не могу управлять телом, в котором оказался, могу только слышать и видеть всё то, что видит и слышит обладатель тела.

Мы/он побежал к двери. Привстал на цыпочки, чтобы дотянуться за ручки.

Это ребёнок!

Удар грома прямо за окном. Ослепительный бледный свет проносится волной по комнате, я/он приседает, прижимается с криком к полу.

Не он. Она. Девочка смотрит на окно — там, по ту сторону, бушует гроза, и молнии ударяют — то ближе, то дальше.

Вазочка на подоконнике. В ней букетик — я сразу же узнаю жасмин. И вижу, что букетик отбрасывает три тени. От каждой вспышки молнии — три тени, они ложатся в разные стороны. Это так завораживает её, что она подходит ближе. Молнии бьют каскадом, и три тени дрожат на подоконнике. Они похожи на лапы — на мохнатые, мягкие кошачьи лапки. Она протягивает руку, берёт один из цветков. В свете следующей вспышки она видит: и её рука теперь отбрасывает три тени. Это так смешно!

Молния вновь ударяет рядом — стёкла содрогаются, мертвенный свет вновь затопляет комнату. И она видит, как меняется всё в этом свете. Улыбки кукол и медведя становятся хищным оскалом. Что-то бесформенное и тёмное ворочается в стенном шкафу — вспышка выхватывает мохнатый, шевелящийся бок. Свисающие с потолка гирлянды превращаются в щупальца — они пытаются дотянуться до неё/нас, но не могут. Пока что не могут.

Я ощущаю её ужас, как горячую, обжигающую волну.

— Мама!!

Она бросается к двери, повисает на ручке, дверь распахивается. Но за ни не привычный ей коридор, а сырой, пахнущий плесенью проход. Она кидается по нему, а позади — снова вспышка, и чудятся звуки — кто-то выбирается, вылезает из шкафа.

— Мама!

За поворотом — дверь. Приоткрытая. Она пулей вбегает туда. Здесь гостиная, здесь всегда горит камин — по ночам. Но сейчас нет огня, нет жизни, и тени собираются во всех углах, они ищут её, ищут…

Она бросается в угол комнаты — за портьеру. Сжимается в комочек там и ждёт, стуча зубами. Слышит мягкие шаги. Только не закричать, если закричать, оно найдёт её, сразу же найдёт…

Темнота.

— Ники? Ники, милая моя, что ты тут делаешь?

Мама. Тепло её рук, родной, безопасный домашний запах… мама!

— Ма…ма… — удаётся проговорить ей. — Где ты б-б-была? Где все?

Та самая гостиная. Потрескивают поленья в камине. Тёплый, рассеянный свет. Каждая мелочь знакома, каждая трещинка в полу, пылинка на стенах. Портреты смотрят дружелюбно и снисходительно.