– И что, он разорвал ее?

– Именно.
– Эйден криво усмехнулся.
– И уверяю тебя, она "покинула сцену" без должного достоинства. Судебный процесс против Завье ведется до сих пор, - процедил Эйден сквозь зубы.
– Можешь отнекиваться сколько угодно, но и в твоем случае деньги ни при чем.

Признаться в этом Табите было слишком страшно даже самой себе.

– Он думает, что это я проиграла деньги.
– Табита заметила непонимание, отразившееся на лице Эйдена, и, глубоко вздохнув, продолжила:

– Я пробовала сказать ему правду, но он попросту не стал меня слушать. Эйден, не разубеждай его, пожалуйста.

– Так или иначе, он все равно узнает, - снова сорвался на крик Эйден, и Табита заткнула уши.

Однако он не унимался.
– А может, он уже и знает обо всем, черт побери! Он тебе не по зубам. Ничего ты не добьешься.
– И только увидев побежавшие по щекам Табиты слезы, Эйден притих, и тон его смягчился.
– Откажись, пока не поздно. Он опубликует опровержение, и история будет забыта. Тебе не придется участвовать в этом фарсе.

Последние слова повергли Табиту в ужас, и она закрыла глаза.

– Прошу тебя, Эйден, не презирай меня, я этого не вынесу.

– Я не презираю тебя, Табита. Я просто боюсь за тебя, да и за себя тоже.

– А что тебя так пугает?

– Ты мой лучший друг, а он мой брат. Я не хочу, чтобы мне пришлось выбирать из вас, когда все пойдет наперекосяк, а так оно и будет. В его голосе прозвучали обреченность и снедающее его дурное предчувствие, с которым Табита и сама в этот день пробудилась.

– До этого дело не дойдет.
– Голос у Табиты дрогнул, и ответ получился неуверенным.

– Надеюсь.

– Если я решусь, - уточнила Табита, - ты будешь моим посаженым отцом?

Эйден присвистнул.

– А ты понимаешь, что сама напрашиваешься на неприятности?

– Ну, пожалуйста, Эйден, мне действительно необходимо, чтобы ты был рядом.

С минуту Эйден молча смотрел на нее.

– Ладно. Но подарка от меня не ждите. Эти деньги пойдут на носовые платки и шоколадки, которыми мне в конце концов придется утешать тебя.

– Со мной все будет в порядке, - решительно заявила Табита.
– Я знаю, что делаю.

– Надеюсь, - ответил Эйден, поцеловал Табиту в щеку и ушел.

Лишь оказавшись одна, Табита вспомнила о посылке. Руки у нее дрожали, и ей долго не удавалось распаковать коробку. Но когда она открылась, Табита ахнула. Платье и туфли, вызвавшие у нее прошлым вечером бурю восторга, теперь лежали перед ней в груде оберточной бумаги. Только они были не черные, а нежнейшего лилового оттенка. Она провела рукой по мягкой бархатистой ткани. Через минуту сбросила халат и натянула платье на себя. Затем сунула ноги в туфли и принялась шарить в ворохе бумаги, пока не нащупала то, что искала. Впрочем, на пылкое признание в любви она не рассчитывала.

Забавно, но записка, составленная второпях, конечно, без каких-либо следов поцелуя на ней, доставила Табите огромное удовольствие. Как раз об этом Табита и подумала, опускаясь в своем пышном наряде на диван и разглядывая листок бумаги.

– Шесть месяцев, - прошептала она. Шесть месяцев она будет засыпать и просыпаться рядом с ним. У нее есть шесть месяцев, чтобы показать ему, какой сладостной может быть любовь, если только сумеешь вкусить ее наслаждений.

Всякий раз, когда нужна была ручка, ее невозможно было найти. Вот она! Все еще

трясущейся рукой Табита достала контракт и поставила свою подпись под подписью Завье.

– Мы отвели эту комнату вам, Табита. Марджори Чемберс резким движением раздвинула жалюзи.
– Возможно, вам с Завье это покажется старомодным, но, пока вы не поженились, я поселила вас порознь.
– Облегчение, отразившееся на лице Табиты, как только Марджори, обворожительно улыбаясь, указала на дверь, было истолковано явно превратно.
– Однако комнаты сообщаются, поэтому как поступать дальше - ваше дело.

Летний дом Чемберсов был сравним разве что с дворцом, который тем не менее был лишен надменного величия и мрачной таинственности. Дощатый пол, высокие белые стены, сплошь увешанные черно-белыми фотографиями, превосходные диваны, обитые белой кожей, и предметы искусства, заслуживающие большего внимания, чем беглый взгляд.

Оставалось лишь догадываться о том, какова будет их постоянная резиденция.

Табиту поселили в комнату с эркером. Из окна открывался вид на безбрежную поблескивающую гладь океана и на живописнейший пляж.