– Береги себя, Ричард. Мы все нуждаемся в тебе.

Он кивнул и тепло улыбнулся ей. В этой улыбке было гораздо больше, чем можно было выразить словами.

Рука Генерала Мэйфферта скользнула вокруг талии Кары.

– Могу ли я проводить Вас к лошадям?

Кара очень женственно улыбнулась ему.

– Думаю, что мы бы хотели этого.

Никки натянула капюшон плаща, готовясь выходить под ливень. Она посмотрела на Ричарда и подозрительно нахмурилась.

– Откуда ты взял эту идею с призрачными легионами?

Он положил руку на ее талию и повел под ливень.

– Шота подкинула. Она сказала, что я должен прекратить преследовать призраков. Она имела в виду, что фантом нельзя найти, его нельзя поймать. Я хочу, что бы эти люди стали фантомами.

Прежде чем они побежали к лошадям, Никки мягко положила руку ему на плечо.

– Ты все сделал правильно, Ричард.

Должно быть, она прочла боль в его глазах.

ГЛАВА 26

Рэчел зевнула. Словно ниоткуда, появилась Виолетта и с размаху дала ей такую затрещину, что Рэчел свалилась с камня, на котором сидела.

Оглушенная, Рэчел приподнялась. Опираясь на одну руку, другой она держалась за щеку, ожидая пока одуряющая боль ослабит хватку, а все окружающее перестанет расплываться. Довольная результатом, Виолетта вернулась к работе.

Сознание Рэчел было так затуманено от недосыпания, что она перестала следить за происходящим, позволив Виолетте застать себя врасплох. Глаза защипало от подступивших слез, но Рэчел прекрасно понимала, что нельзя показывать как ей больно. Нельзя даже ничего говорить.

– Зевать не вежливо - в лучшем случае; и неуважительно - в худшем.
– Виолетта повернула к Рэчел откормленное лицо.
– Если ты не будешь вести себя подобающе, тогда в следующий раз я воспользуюсь плетью.

– Да, королева Виолетта.
– Покорно ответила Рэчел. Она слишком хорошо знала, что это не пустая угроза.

Рэчел так устала, что с трудом держала глаза открытыми. Когда-то она уже была «игрушкой» Виолетты, но теперь, кажется, стала просто объектом издевательств.

Виолетта была полностью поглощена местью. На ночь она закрепляла у Рэчел во рту особое металлическое приспособление. Это было ужасное испытание. Ее заставляли продевать язык в клювообразный зажим образованный двумя плоскими шершавыми кусками железа. Затем язык зажимали, как клещами.

Рэчел скоро усвоила, что сопротивление могло привести лишь к порке. А потом стражники силой открывали ей рот и щипцами все равно протаскивали язык в зажим. Было очень больно. В конце концов, стражники всегда побеждали: язык некуда было спрятать. Потом вокруг ее головы застегивали железную маску, прикрепленную к зажиму, чтобы полностью обездвижить язык.

После такого Рэчел не могла говорить, ей было трудно даже глотать.

Затем Виолетта закрывала ее на ночь в старом железном сундуке. Она говорила, что хочет показать Рэчел, каково быть немой и постоянно испытывать боль.

И Рэчел было больно. Постоянное пребывание в железной клетке по ночам, с жутким устройством, сжимающим язык, почти лишило ее рассудка. Поначалу, до безумия напуганная пленом и чувством одиночества, не имея возможности выбраться и избавиться от кошмарного механизма, Рэчел постоянно плакала. Виолетта же, посмеиваясь, накидывала на сундук тяжелый ковер, чтобы заглушить крики. От плача, зажатому в клещи языку становилось еще больнее, он даже стал кровоточить.

А окончательно Рэчел прекратила плакать, когда Виолетта сквозь маленькое окошко пригрозила, что велит Сикс и в самом деле отрезать ей язык, если она не замолчит. Рэчел не сомневалась, что ведьма выполнит приказ.

После этого случая она больше не кричала и не плакала. Вместо этого девочка сворачивалась клубочком в своей железной темнице и вспоминала все, чему ее учил Чейз. Вспоминала, пока эти мысли не успокаивали ее.

Чейз сказал бы, что Рэчел не должна думать о своем положении. Нужно просто дождаться случая, когда она сможет найти из него выход. Чейз учил ее следить за поведением людей и искать моменты, когда они не обращают на тебя внимания. Этим она и занималась каждую ночь, лежа в железном сундуке, не в силах заснуть. И ждала утра, когда люди вытащат ее из ящика и снимут на день страшное устройство.

Из-за того, что ее язык был ободран и кровоточил, Рэчел с трудом могла есть, хотя еды ей и так давали не много. Каждое утро, после того, как снимали зажим, язык часами болезненно пульсировал. Челюсти тоже болели, из-за того, что рот был всю ночь открыт. Есть было попросту больно. Но когда она все-таки ела, у еды всегда был вкус грязного металла. Говорить тоже было больно, поэтому Рэчел говорила, только когда к ней обращалась Виолетта. А она, видя, что Рэчел предпочитает молчать, иногда презрительно улыбалась и называла ее своей маленькой молчуньей.