— Как бы не получилось, — продолжил свой рассказ Крикун, — а родня и жениха, и невесты мечется сейчас по всему рынку, обещая переломать тебе руки-ноги и непременно посадить на кол, едва ты покинешь храм. От местных же властей они обязательно откупятся. Спасти тебя может только толпа, которая непременно будет на нашей стороне, если распалить ее страсть как следует. Так что, покидать этот портик совсем не в твоих интересах.

Тут Крикун покончил со своей девицей и расплатившись ушел, я же, раз за разом, пронзая юную красавицу, предался грустным размышлениям.

— О, злосчастная судьба! — вздохнул я. — Ну почему со мной всегда случается что-нибудь эдакое?

И излил я из себя в этот момент не только эти слова, но и то, что в конце любовных трудов обычно изливается.

Тут же появилась близь нас юная жрица с медным котлом, в который, по обыкновению, было бросать жертвенные деньги. Немало был я испуган, подымаясь со своей случайной подруги, а все же осмелился после уплаты положенного сказать жрице, что не считаю себя услужившим Богине полностью, да и девица еще недостаточно потрудилась.

— Так в чем же дело, сударь? — взглянув на меня с любопытством, ответствовала юная служительница. — Обычаи наши не запрещают вам возлежать с ней трижды, коли сил хватит. Было бы заплачено.

Толпа, услышав о таковом, разразилась восторженными криками, я же в поспешности вновь опустился на девицу. И уж на сей раз войти стало мне многим легче чем до того. А каково же было изумление собравшихся, когда я повторил все в третий раз?

— Послушай, старче, — простонала после того столь понравившаяся мне девица. — Я, конечно, уже нашла в этом приятствие, а все же жду не дождусь того момента, когда отец мой со товарищи переломает тебе руки-ноги и посадит на кол. Уж слишком ты меня утомил.

— И впрямь, сударь, — сурово сказала мне одна из старших жриц, явившаяся сейчас на смену своей молодой товарке. — Есть здесь девицы и помимо этой. Не все ли равно, с кем служить Богине?

Уплатив и не забыв вручить один золотой лично девице, я кротко заверил служительницу, что глубоко чту местные обычаи и преисполнен лишь желания услужить Богине. Затем же поскорее выбрал из оставшихся под портиком девиц одну поприятнее и возлег с ней к вящему удовольствию присутствующего вкруг храма люда.

Девица была хороша, а детородные врата ее достаточно широки, так что я не слишком утрудился, а, все-таки, почувствовал заметную усталость. К тому же, трудно заниматься некоторыми вещами, зная, что вот тут, совсем рядом, в нетерпении пребывают люди, непременно желающие посадить тебя на кол. Толпа все увеличивающаяся восприняла мой очередной подвиг с неистовым ликованием.

— О, Боги! — расплачиваясь в очередной раз, а затем украдкой кладя себе в рот пучок возбуждающей травы, мысленно воззвал я. — Сделайте же так, чтобы мытарства мои поскорее закончились, не то, кажется орган мой, столь за сегодня потрудившийся, в конец изотрется.

Третья девица, на которую меня возложила, воля столь неблагоприятных ко мне обстоятельств, тоже была достаточно юна, так что трудится пришлось буквально до пота, но сочувственные вопли собравшихся, а пуще — опасения за свою жизнь — привели к желанной победе. Вот только девица охала и ахала мне на ухо так, что я чуть было не оглох.

Помятуя это, четвертой своей избранницей я сделал особу постарше. Была она чрезмерно непривлекательна, приходила сюда уже четвертый год подряд и выбором моим была весьма осчастливлена. Я же считаю его ошибочным ибо, как показалось мне, с возрастом потребный мужам вход отнюдь не увеличивается, преграда же на пути вожделения, наоборот, укрепляется.

Преуспев на этот раз я вновь поднялся и, оглядевшись, узрел с печалью в сердце, что из распаленной моими подвигами толпы немало нашлось охотников, чтобы помочь девицам расстаться с их девственностью. Были это, в основном, те, кто, сделав на меня верные ставки, деньги на том заработали. Посему пришлось мне вернуться к этой, последней моей девице. Она, в прочем, ни мало не огорчилась, наоборот: от девичества своего избавившись, громогласно объявляла, что готова и двадцать раз подряд мне отдаться за такое с моей стороны уважение.

На двадцать меня однако же не хватило бы и я уже с ужасом чувствовал, что придется мне выйти из под столь спасительного портика, но тут в безумно шумящей толпе возникли новые крики и на ступенях храма объявилась собственной персоной Быстрые Глазки, облаченная в мужской наряд.

Призвав собравшихся к тишине, она громогласно объявила, что вот она — путешественник из чужедальних стран и настолько убедилась тут величием Богини Матери, давшей великое обилие силы немощному старцу, то есть мне, что готова не только отказаться от веры своей, но и поить-кормить всю собравшуюся вокруг храма голытьбу ночь напролет.