видимость и внутреннее «основание». Она едина и в то же время «расколота»;

в ней единство и различие соединены вместе. Вещь есть единство раз*

личных определений. Это единство выражает внутреннюю

необходимую связь. Но там, где есть связь, единство, не может не быть

различного, противоположного. Стремясь свести бытие к сущности, мы

сводим многообразие явлений к единству. Гегель превосходно

понимает, что нет чистой сущности без явлений. Но в своем анализе он

исходит обычно сначала из чистой сущности (как и из чистого бытия,

чистого или неопределенного количества и т. д.). Но сущность, вообще

говоря, немыслима без бытия (только в абстракции можно сущность

отделить от бытия). Бытие и сущность противостоят друг другу как

противоположности, образуя вместе с тем единство последних. Бытие

снято в своей сущности, когда мы от непосредственности переходим

к сущности бытия. Бытие оказывается ничем, превращается в

небытие, Тем самым бытие, в силу диалектического движения своего,

переходит в видимость, или кажимость (Schein). Видимость не есть

чистое небытие, но бытие небытия или небытие бытия, т. е. такое

бытие, которое лишено сущности. Но видимость и сущность,

противопоставляемые обычно абсолютно, суть также лишь относительные

*) Erdmann, Gryndriss der Logik und Metaphysik, 1843, S. 68,

LXXVI

противоположности. Поэтому Ленин совершенно правильно пишет,

что и кажимость объективна, ибо и в ней есть одна из сторон

объективного мира. «Не только сущность, но и кажимость объективны.

Различие субъективного и объективного есть, но и оно имеет свои границы

(подчеркнуто Лениным. —А. Д.)» *).

Эта диалектика имеет огромную важность, ибо неправильная,

антидиалектическая постановка этого вопроса дает своеобразные

философские концепции. В самом деле, абсолютный скептицизм и солипсизм

рассматривают весь мир как одну лишь видимость. В нем, мол, вообще

нет никакой сущности, т. е. никакого устойчивого начала. С другой

стороны, неправильными являются и те учения

догматическо–метафизического характера, которые считают, что все в мире составляет

сущность, не различая существенного от несущественного и не видя, что

мир как бы раздваивается в своей противоречивой структуре на

сущность и видимость, на сущность и явление, на содержание и форму

и пр., в то же время составляя единство их.

Какова же диалектическая постановка вопроса? Ответ на этот

вопрос мы уже имеем в приведенных словах Ленина. Сущность ведь

мыслима только в противоположность видимости. Существенное

мыслится нами в связи с несущественным. Видимость, или

несущественное, отражается (scheint), как выражается Гегель, в сущности.

«Видимый» мир есть отражение мира сущности, форма проявления

последней. Но так как существенное существует лишь в противоположность

несущественному, то само несущественное существенно, сама

видимость есть некоторым образом сущность. Так сущность и видимость

взаимно отражаются друг в друге, между ними существует

неразрывная связь и отношение, что на языке Гегеля называется рефлексией.

«Противоположность всей этой сферы сфере

непосредственности может быть определена так, что мы имеем дело здесь

исключительно с чистыми рефлективными определениями. Поэтому эта сфера

есть сфера положенного противоречия»**). Это не значит, что в сфере

бытия нет противоречия, но в сущности противоречие выявлено и

его поэтому раскрыть легче. В сфере бытия (непосредственности)

категории переходят друг в друга. Количество переходит в качество и

качество переходит в количество. В сфере же сущности каждая катего-

*) Ленин, Конспект «Науки логики» Гегеля. («Под знаменем марксизма»,

1925 ?\, № 1—2, стр. 15.)

**) J. Е. Erdmann, ор. cit., 1843, S. 67.

рия не дана без противоположной категории; положительное, нaпp.,

немыслимо без отрицательного, причина без действия. Именно

рефлексия открывает в предмете противоречие. В сущности все относительно