показывает нам, что конечное ограничивается не только извне, а

снимается посредством своей собственной природы и само собою

переходит в другое. Так, например, говорят: «человек смертен» и

рассматривают смерть как нечто, имеющее свою причину лишь во внешних

обстоятельствах; согласно этому способу рассмотрения существуют два

самостоятельных свойства человека: свойство быть живым и, кроме

того, свойство быть смертным. Но истинное понимание состоит в том,

что жизнь, как таковая, носит в себе зародыш смерти и что

вообще конечное противоречит себе внутри самого себя и, вследствие

этого, снимает себя. — Не следует, далее, смешивать диалектику с

софистикой, сущность которой как раз и состоит в том, что она

выдвигает те или другие односторонние и абстрактные определения в

их изолированности, смотря по тому, какого из этих определений

требуют в данный момент интересы индивидуума и то положение, в

котором он находится. Так, например, в области практической

деятельности является существенным, чтобы я существовал и чтобы я

обладал средствами к существованию. Но если я выдвигаю обособленно

эту сторону дела, этот принцип моего блага, и делаю из него

вывод, что я имею право красть или изменять своему отечеству, то это —

пошлая софистика. Точно так же в моей деятельности представляет

собою существенный принцип моя субъективная свобода в том смысле,

что я должен действовать согласно своему разумению и убеждению.

Но если я рассуждаю, руководясь только этим принципом, то это

также пошлая софистика, и этим я выбрасываю за борт все принципы

нравственности. — Диалектика существенно отлична от такого способа

рассуждения, ибо она именно и ставит себе целью рассматривать вещи

в себе и для себя, т. е. согласно их собственной природе, причем тогда

обнаруживается конечность односторонних определений рассудка. —

Диалектика, впрочем, не представляет собою ничего нового в

философии. Среди древних изобретателем диалектики называют Платона,

и это делают с полным правом, поскольку в платоновской

философии диалектика впервые встречается в свободной научной и,

следовательно, вместе с тем, в объективной, форме. У Сократа

диалектика, в согласии с общим характером его философствования, имеет

еще преимущественно субъективную форму, а именно форму иронии.

Сократ направлял свою диалектику, во–первых, против обычного

сознания вообще и, во–вторых, в особенности против софистов. В своих

беседах он делал вид, что он хочет точнее осведомиться о том предмете,

ДАЛЬНЕЙШЕЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЛОГИКИ И ЕЕ РАЗДЕЛЕНИЕ 137

о котором шла речь; для этой цели он задавал всякого рода вопросы и

приводил таким образом тех, с которыми он беседовал, к

утверждениям, противоположным тем, которые им сначала казались

правильными. Если, например, софисты называли себя учителями, то Сократ

рядом вопросов заставил софиста Протагора признаться, что всегда,

когда мы чему–нибудь научаемся, мы, в сущности, только вспоминаем

это. — Платон затем в своих строго–научных диалогах показывает

посредством диалектического рассмотрения конечный характер всяких

неподвижных определений рассудка. Так, например, он в «Пармениде»

выводит многое из одного и, несмотря на это, показывает, как многое

состоит в сущности лишь в том, что оно определяет себя как одно.

Вот какое большое значение придавал Платон диалектике. — В

новейшее время преимущественно Кант напомнил нам снова о

диалектике и отвел ей подобающее место. Он это сделал, установив

существование так называемых антиномий разума, о которых мы уже

говорили выше (§ 48). В этих антиномиях дело идет отнюдь не о колебании

между различными основаниями и не о лишь субъективном

рассуждении, а дело идет о том, чтобы показать, что всякое абстрактное

определение рассудка, взятое лишь таким, каким оно само себя

выдает, непосредственно переходит в свою противоположность.

Как бы упорен ни был рассудок в своем стремлении отвергнуть

диалектику, ее все же отнюдь нельзя рассматривать как существующую