Шрифт:
Любочка долго смотрела в сторону ушедшей подруги.
Ветер заколыхал чистые воды Днепра, и нависшие в небе черные тучи бросили на потемневшую речную гладь первые капельки.
— Помогите, люди добрые! — послышался совсем близко глуховатый голос.
Любочка подхватилась на ноги.
Перед девушкой в сгорбленной позе, держась за колено левой ноги, присела женщина в черном. Она прерывисто дышала. Ее рыхлое бесцветное лицо было окантовано узкой полоской белого платка.
— Что с вами, бабушка? — участливо спросила Любочка, наклонившись над пострадавшей.
— Оступилась, доченька, — застонала женщина.
Любочка хотела осмотреть больное место, но старуха задержала протянутую руку девушки.
— Пройдет, доченька, спасибо тебе, дорогая, дай бог тебе счастья. — Женщина сделала движение, чтобы подняться. Девушка помогла ей встать на ноги, подняла кошелку и падала ей.
Старуха извлекла из нее сверток.
— Возьми, доченька, полакомись, от чистого сердца даю. «Хлеб наш насущный дашь нам днесь...» — Осенила себя крестным знамением старуха.
— Что вы, что вы, — запротестовала Любочка, но странница, жалобно посмотрев подслеповатыми глазами на девушку, вложила в ее руку сверток.
— Не обижай старую женщину.
Небо посветлело, выглянувшее из-за туч солнце осветило восковое лицо старухи, которое, как показалось Любочке, кого-то ей напомнило. Прихрамывая, старуха отошла прочь и заковыляла по тропинке, ведущей в город.
Любочка смотрела в сторону удалявшейся старухи. Шаги ее становились размашистыми, молодыми. Любочка ясно видела сквозь раздвинутые заросли камыша, как старуха, воровато оглянувшись, свернула в сторону епископского дома и через мгновение скрылась из вида.
Что-то знакомое промелькнуло в облике старухи. Девушка силилась запомнить, но тщетно. Только сейчас она увидела у своих ног выпавший из ее руки сверток. С минуту Любочка колебалась, глядя на содержимое. Затем подобрала белую лепешку и яйцо, завернула обратно в бумажку.
Она не успела сделать и двух шагов, как перед ней неожиданно явился, точно вырос из-под земли, человек в надвинутой на лоб большой соломенной шляпе. Одной рукой он придерживал удилище, в другой была стеклянная баночка с водой, в которой трепетала маленькая рыбешка.
— Здравствуй, голубушка, — хрипло пробасил человек.
— Здравствуйте, — недоуменно ответила Любочка.
— Почему не ешь, — кивнул человек на зажатый в руке девушки сверток, — или матросская каша еще не надоела...
— Возьмите, если вы голодны.
Человек зло захохотал.
— Съешь сама, — повелительно сказал он.
— Благодарю вас, но я есть не буду.
— Будешь!
Девушка, чувствуя надвигающуюся беду, осмотрелась, круто повернулась и рванулась бежать.
Однако произошло то, чего она не могла ожидать. Бандит взмахнул удилищем. Тонкая бечева, образовав петлю, обвила шею девушки. Бандит стал притягивать к себе жертву.
— Пустите меня, — пытаясь освободиться из петли, испуганно прошептала девушка.
Но бандит совсем близко притянул ее к себе.
— По приговору его преосвященства, малютка, велено отправить тебя в лоно Авраама.
Смертельная опасность, нависшая над Любочкой, пробудила в ней всю силу и мужество.
Любочка задыхалась от все туже стягивавшей ее шею петли. В сознании промелькнул разговор о бандитах, нападающих из-за угла. Руки девушки быстрым движением скользнули в карман платья. Любочка, напрягая последние силы, ткнула блестящее дуло браунинга в тройной подбородок бандита. Она не услышала выстрела, но в это мгновение увидела, как обрушился на голову бандита чей-то кулак, и знакомый голос проговорил:
— Получай, гад!
Что-то горячее потекло по ее руке. Дышать стало свободнее. Она увидела встревоженного Николая Луняку, наклонившегося над упавшим бандитом.
— Что мы наделали... Перевязку ему, живо, — закричал Луняка.
Любочка поспешно спрятала еще дымившееся в ее дрожавшей руке оружие.
Стащив с бандита рубашку они обмотали его вздувшуюся шею, откуда струился ручеек крови.
Луняка брызнул в лицо раненному воду из лежавшей вблизи баночки.
— Да ведь это же князь Додиани!
Бандит полуоткрыл глаза, зашевелил губами.
Девушка наклонилась над бандитом:
— Не умирайте, прошу вас, не умирайте...
Выполнить ее просьбу диверсанту не удалось. Не удался и епископу его черный замысел.
«Всякий человек, что магнит, имеет тяготение к другому человеку, ему родственному, — рассуждал в кабинете Бородина усатый матрос Галушко. — А ежели нет родства, оборвалось, как у нашей Любочки? Тогда на выручку сообща, по-матросски, все за одного, один за всех... Пустить ее одну в мир, правда, рабоче-крестьянский, — спохватился Галушко, — что лодку в океане оставить».