Нам остается еще разобрать вопрос о постепенном усовершенствованіи законов, якобы все боле приспособляющихся к интересам общей пользы и к ея охраненію. Но и здсь мы не находим ничего, кром пустой приманки: самые лучшіе законы, по самому существу своему, на практик совершенно отклоняются от своей первоначальной цли. Уголовный кодекс, как и прежде, падает всею своею тяжестью на бдняка, оставаясь снисходительным и уступчивым по отношенію к классу привиллегированному. Закон все также строг к тому, кто украдет у сосда кролика, но он все также оставляет безнаказанными банкиров, ворочающих милліонами – биржевых игроков, дльцов. «Соединеннаго Общества» или Панамы, разных участников операцій Март и Рейно, Масе и Берно; попрежнему мошенники, открывающіе розсыпи перца или залежи сахара, могут в полной безопасности дурачить доврчивых людей. Если иногда слдователь и оказывается вынужденным вмшаться в их дла и спросить у них кое-каких объясненій, то он не заставляет привести их к себ под конвоем двух полицейских, как это длается с анархистами, а сам смиренно является к ним, сознавая всю неумстность своего нескромнаго вмшательства и, конечно, не дает длу никакого хода. А потом он старается наверстать потерянное, строго осудив какого-нибудь бдняка, который за неимніем денег, пообдает гд-нибудь и не заплатит за обд.

Перед законом вс равны – это мы прекрасно знаем; но если какому-нибудь пьяному случится оказать хоть малйшее сопротивленіе грубо схватившим его полицейским или даже просто выразить свое недовольство, то его осудят за «оскорбленіе полиціи»; может быть, в участк его зврски изобьют и оставят на койк полумертвым, но и тогда он должен быть рад, если его при этом еще не осудят за «оскорбленіе дйствіем» тх же полицейских.

Вс т, кому случается бывать в суд, отлично знают, что когда человка судят за оскорбленіе полиціи или за сопротивленіе ей, то, как бы не было это обвиненіе ложно, адвокат всегда совтует подсудимому не отрицать его, а только просить снисходительности суда, потому что, если подсудимый осмливается противорчить заключеніям слдователя и свидтельству полицейских, суд всегда примняет к нему высшую мру наказанія.

Да, прекрасная вещь закон! Он, несомннно, справедлив в одном отношеніи: это – что если завтра власть перейдет в другія руки, то новые правители употребят его как оружіе против тх, кто пользуется им теперь.

Итак, к какой бы области мы не обратились, мы везд увидим, что вс наши стремленія подавляются современным общественным строем, что масса оказывается повсюду угнетенной ничтожным меньшинством, которое гораздо больше берет от общества, чм само дает ему.

Опасенія, которыя высказываются относительно возможности исчезновенія в будущей революціи нкоторых сторон современной жизни, касаются только таких областей, до которых масс нт и не должно быть ровно никакого дла. Что же касается положительных знаній, то они могут только выиграть от общественнаго переворота. Не будем же останавливаться перед напрасными страхами и примемся лучше с удвоенной силой за разрушеніе существующаго общества, которое держится еще только благодаря лжи и софизмам!

«А что же будет посл?» спрашивают нас иногда наши противники, когда нам удастся, наконец, показать им недостатки нашего современнаго общественнаго строя и выяснить, что никакая реформа невозможна при его существованіи, что самыя лучшія из них неизбжно, в силу самых существующих учрежденій, обращаются против своей первоначальной цли и только ухудшают положеніе эксплуатируемых; что всякая реформа, способная дйствительно улучшить положеніе рабочаго, должна для этого измнить существующія учрежденія в самых их основах, а так как правящіе классы никогда на это не согласятся, то для ея осуществленія все равно придется прибгнуть к революціи.

Но эта революція пугает многих связанными с нею потрясеніями, а потому, вполн признав болзненное состояніе общества, они останавливаются перед этим средством к его измненію.

«Конечно», говорят они, «может быть вы и правы: общество, дйствительно, плохо устроено и должно измниться. Что касается революціи, то... пожалуй, я ничего не имю против нея... но что же будет дальше?»

«А дальше», отвчаем мы, «личностям будет предоставлена полная свобода и полная возможность удовлетворенія своих физических, умственных и нравственных потребностей. Раз власть и собственность будут уничтожены, раз общество будет основано уже не на борьб интересов, а, наоборот, на самой тсной солидарности, раз людям не придется дрожать за будущее и постоянно думать о том, чтобы скопить копйку на черный день, – они перестанут смотрть друг на друга как на врагов, каждую минуту готовых перегрызться из за куска хлба или возможности работать на какого-нибудь эксплуататора. Причины борьбы и вражды исчезнут, а вмст с тм в обществ воцарится согласіе.

Будет, конечно, существовать соревнованіе между различными группами – соревнованіе в достиженіи лучшаго, в достиженіи той или другой идеальной цли, которая будет все больше и больше расширяться по мр того, как стремленія личностей будут находить себ удовлетвореніе. Но это соревнованіе будет вполн мирным, потому что к нему не будет примшиваться никакого торгашескаго или правительственнаго интереса; т группы, которыя отстанут от других, всегда смогут воспользоваться плодами дятельности боле передовых.

В наше время существованіе бдности зависит от того, что торговые склады переполнены товарами, так что, пока они не найдут сбыта, очень многіе рабочіе остаются без работы и голодают; это одно уже ясно показывает нам всю ненормальность современнаго общественнаго строя.

В том обществ, к которому мы стремимся, будет происходить обратное; чм в большем изобиліи окажутся продукты, тм легче установится всеобщее согласіе, потому что людям не придется высчитывать размров своего потребленія; чм быстре научатся они производить, тм больше будет введено усовершенствованных машин, тм меньше будет количество труда, на долю каждаго, и тм скоре этот труд сдлается тм, чм он должен быть, т. е. необходимой гимнастикой для упражненія мускулов.

В разумно устроенном обществ труд должен перестать быть для человка тягостью и страданіем, каким он является, благодаря своей чрезмрности, в нашем эксплуататорском стро. Он должен сдлаться ничм иным, как одним из занятій в ряду всевозможных других развлеченій и работ – физических и умственных, – которыя люди будут выбирать себ сообразно своим склонностям и без которых они постепенно превратились бы в простые пищеварительные мшки, что не преминуло бы случиться с буржуазіей, если бы ей удалось упрочить свое господство, и. что уже случилось с одним видом муравьев, которые потеряли способность сами кормиться и умирают с голоду, если возл них не окажется рабов.