Таким образом мы видим, следовательно, что в привычке наше сознание одновременно и присутствует в вещи, заинтересовано ею и, наоборот, отсутствует в ней, равнодушно к ней, — что наше «я» в такой же мере присваивает себе вещь, как и, наоборот, отходит от нее, — что душа, с одной стороны, полностью внедряется в свои обнаружения, а с другой стороны, покидает их, придавая им тем самым форму чего-то механического, какого-то голого действия природы.

с.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНАЯ ДУША

{§ 411}

В своей телесности, преобразованной душой и ею освоенной, душа выступает как единичный субъект для себя, а телесность является, таким образом, внешностью в качестве предиката, в котором субъект относится только к самому себе. Эта внешность представляет не себя, но душу, и является ее знаком. В качестве этого тождества внутреннего и внешнего, которое подчинено внутреннему, душа является действительной; в своей телесности она имеет свою свободную форму, в которой она себя чувствует и дает себя чувствовать другим, которая в качестве произведения искусства души имеет человеческое, патогномическое и физиогномическое выражение.

{195}

* К тому, что служит выражением человека, относится, например, то, что он стоит вертикально, в особенности же развитие его руки как абсолютного орудия, его рта, также смех, плач и т. д., и во всем его существе разлитый духовный тон, который непосредственно характеризует тело как выражение некоторой высшей природы. Этот тон потому является такой легкой, неопределенной и невыразимой модификацией, что облик человека по его внешнему виду есть нечто непосредственное и природное и потому представляет собой лишь неопределенный и крайне несовершенный знак духа, а не дух, как он есть сам для себя в качестве всеобщего. Для животного облик человека есть то высшее, в котором дух открывается ему. Но для духа этот облик есть только первое его проявление, тогда как язык является, напротив, его более совершенным выражением.

Облик есть, правда, наиболее непосредственная форма существования духа, но в то же время в своей физиогномической и патогно- мической определенности он есть нечто для него случайное.

Стремление сделать науками физиогномику, а тем более краниоскопию, было поэтому одной из самых пустых затей, еще более пустой, чем signatura rerum, когда по внешнему виду растений должна была быть распознаваема их целебная сила.

Прибавление. Как уже заранее с целью предупреждения было указано в

{§ 390}

— действительная душа образует третий и последний главный отдел антропологии. Антропологическое рассмотрение мы начали с души просто как сущей, не отделенной еще от ее природной определенности; затем, во втором главном отделе, мы перешли к душе, отделяющей от себя свое непосредственное бытие и в определенностях этого бытия абстрактным образом для-себя-сущей, т. е. чувствующей; и теперь, в третьем главном отделе, мы, — как уже было указано, — переходим к душе, продвинувшейся в своем развитии дальше от упомянутого разобщения до опосредствованного единства ее с ее природностью, до в своей телесности конкретным образом для-себя-сущей и, тем самым, действительной души. Переход к этой ступени развития составляет рассмотренное в предшествующем параграфе понятие привычки. Ибо, как мы видели, в привычке идеальные определения души приобретают форму чего-то сущего, самому-себе-внешнего и, наоборот, телесность, со своей стороны, становится чем-то без всякого сопротивления пронизанным душой, чем-то таким, что подчинено освобождающейся мощи ее идеальности. Так возникает, через разобщение души со своей телесностью и снятие этого разобщения, опосредствованное единство упомянутых выше внутреннего и внешнего начала. Это единство, становящееся из произведенного непосредственным, мы и называем действительностью души.

На достигнутой таким образом ступени тело становится предметом рассмотрения уже не со стороны своего органического процесса, но лишь постольку, поскольку само оно есть идеально 7·

{196}

положенное внешнее в своем наличном бытии, и в нем душа, уже не ограниченная более непроизвольным воплощением своих внутренних отношений, проявляет себя с такой степенью свободы, какой она достигла благодаря преодолению всего того, что до сих пор противоречило ее идеальности.

Рассмотренное в заключении первого главного отдела антропологии, в

{§ 401}

, непроизвольное воплощение внутренних ощущений является отчасти общим для человека и животного.

Напротив, подлежащие теперь нашему рассмотрению свободно происходящие воплощения придают человеческому телу столь своеобразный духовный отпечаток, что благодаря ему оно гораздо более отличается от животных, чем вследствие какой-либо только природной определенности. Со своей чисто телесной стороны человек не очень отличается от обезьяны; но по проникнутому духом внешнему виду он до такой степени отличается от названного животного, что между явлением этого последнего и явлением птицы существует меньшее различие, чем между телом человека и телом обезьяны.

Но духовное выражение принадлежит преимущественно лицу, так как голова есть настоящее местопребывание духовного.

В остальном теле, принадлежащем в большей или меньшей мере к природному как таковому и потому у культурных народов из стыда прикрываемом платьем, духовная сторона человека обнаруживается особенно в осанке. Эта последняя поэтому, — мимоходом будь сказано, — привлекала исключительное внимание художников древности в создаваемых ими изображениях, ибо дух они делали предметом наглядного созерцания преимущественно в его выражении в телесном. — Поскольку духовное выражение создается мускулами лица, его, как известно, называют мимической игрой лица; жесты, в более узком смысле слова, исходят от остального тела. — Абсолютный жест человека есть вертикальное положение; только он способен на это, тогда как даже орангутанг может сохранить прямое положение только при помощи палки. Человек не является от природы, с самого начала своей жизни, поставленным в прямое положение; но сам выпрямляется энергией своей воли; и хотя эта его манера держаться стоя, превратившись в привычку, уже не требует более никакого нового напряжения деятельности воли, но все же состояние это должно быть постоянно проникнуто нашей волей, так как иначе мы тотчас же должны были бы упасть. Рука и в особенности кисть руки человека есть точно так же нечто только ему свойственное; ни одно животное не имеет такого подвижного орудия деятельности, направленного вовне. Рука человека, это орудие орудий, способно служить выражением бесконечного множества проявлений воли. Обыкновенно мы делаем жесты прежде всего при помощи кисти руки и уже потом при помощи всей руки и остального тела.