— Чем мы занимаемся? — спросила его Мэри, когда распаковала свой чемодан, достала тапочки, и электрический чайник. — Я до сих пор не могу понять. Но я не следователь, — и никогда не пойму, если вы мне не скажете сами.

Тогда, в первый их день в той гостинице, они были еще на «вы».

— Частное расследование, — сухо сказал Гвидонов. — Если бы я был уверен, что вы никогда и никому не расскажете, я бы сказал больше.

— Мне не нужно знать, — согласилась Мэри.

— Да. В нашем деле, лишнее знание, — вредит. Вернее, лишнее знание всегда может представлять какую-то опасность.

— Конечно, — согласилась Мэри.

Она совершенно была не любопытна. Это, прежде всего, подкупало в ней.

Но она тогда потребовала подписания контракта. Об условиях, гарантиях, страховке, и все такое. Пришлось ей как-то объяснить:

— Мэри, — сказал Гвидонов. — Вы поймите. Вы находитесь не в Англии.

— Я это понимаю, — согласилась она.

— У нас вы можете подписать любой контракт, хоть на золотые горы, но у вас не будет никаких гарантий, что хоть один пункт из него исполнится.

— Я понимаю.

— Ваш контракт, — мое слово. То, о чем мы с вами договорились.

— Но я должна работать. Должна знать свои обязанности и исполнять их… Мне некого воспитывать. Некого учить английскому языку. Я не знаю, чьим гардеробом мне заниматься. Кого учить правильным манерам… Я чувствую себя — тунеядкой.

— Хорошо, — согласился Гвидонов. — Будете учить английскому меня.

— Замечательно, — обрадовалась Мэри. — А то и готовить вы любите сами… Вы вкусно готовите. Я считаю, каждый день нам нужно заниматься два раза по одному часу. Кроме этого, два часа в день я буду просто говорить с вами по-английски. Вы не будете ничего понимать, но зато начнете привыкать к языку. Это — главное…

Английский под руководством Мэри, которая слишком серьезно воспринимала свои обязанности, — оказался страшным испытанием.

Он начался в тот же день. Продолжался на следующий… Должен был продолжаться на третий…

Если бы на вторую ночь в той тибетской гостинице Мэри не пришла к нему, Гвидонов бы уволил ее, при первой же возможности. Из-за ее усердия.

— Все равно это случится. Рано или поздно, — сказала Мэри, присаживаясь в ногах его постели. — Прежде всего потому, что я — не против. Вы серьезный взрослый человек, на вас можно положиться… Я вам доверяю.

— Как вы себе это представляете? — спросил Гвидонов. — Что я сейчас должен делать?

— Я могу уйти, — сказала тогда Мэри строго.

— Пожалуй, нет, — сказал Гвидонов, выключая ночник, за которым читал очередной учебник буддизма. — Но я не чувствую себя влюбленным мальчишкой… Без этого получится глупо.

— Я решила, что вы знаете, что нужно делать, — сказала ему Мэри. — Может, вы считаете, что это для меня просто… Мне это совсем не нужно.

Но ни Гвидонов не прогонял ее, ни Мэри не делала попытки встать и уйти.

Они сидели в какой-то тревожной неловкой тишине, где за двойными оконными рамами завывала тихонько ночная метель, — и каждому хотелось нарушить ее. Но все слова, и английские и русские, вылетели у обоих из головы.

Гвидонов поймал себя на смешном: еще минуту назад у него в голове не было ничего подобного, а было тихое отчаянье, от того, что в этом буддизме невозможно разобраться, если влезать в родные его тексты, каждое предложение там можно было трактовать по разному, — это был конец всякой логики. Еще минуту назад… А сейчас он уже не может отпустить ее просто так.

Если она уйдет, — завтра они расстанутся.

Мэри же была в растерянности от того, что считала, что к мужчине нужно просто прийти. Перебороть условности в себе, совершить это насилие над собой, — и прийти… А дальше все произойдет само собой.

Но ничего не происходило. Это было ужасно. Она начинала понимать, что совершила какую-то чудовищную глупость. Все испортила.

Весь смысл в жизни, который у нее появился недавно, который радовал и пугал ее одновременно.

Она сама создала катастрофу, которая на ее глазах приближалась к ней.

Не оставляя ей ничего.

— Я вам солгала, — сказала она. — Вы — умный человек. Вы знаете, я вам солгала… Мне это нужно. Я приехала с вами сюда, потому что мне это нужно… И вам это нужно. Я потому и приехала с вами сюда, потому что вам это нужно. Вы понимаете, о чем я говорю?.. Почему я одна должна решать все. Мы что, так и будем сидеть так всю ночь? Сделаете же что-нибудь!..

— Только если мы отменим уроки английского, — сказал Гвидонов. — У меня нет способностей к языкам…