Если автор вершит свой мир не только как литературное достижение, но пытается с его помощью изменить общественное сознание, он иногда становится пророком. Пророков либо сжигают, либо возводят в ранг святых.

В этом, вновь созданном, идеальном мире, как и во вселенной, царит своя гармония. Любые влияния чужых миров её нарушают. Различные религии непримиримы, ибо каждая считает, что именно она владеет истиной.

Но я не хочу говорить о религиозных проблемах. Мне хочется поговорить о человеке творческом, живущим в созданном им мире.

Здесь он — царь и Бог. Его окружают милые сердцу образы, он оживляет их, ласкает, наряжает в красивые одежды, рассыпает им комплименты. Не так ли построен мир "Прекрасной дамы" Блока? Он защищает мир своих героев от злых сил, созданных его собственным воображением.

Автор живёт в своей среде и, как бы мистична она ни была, для него она — реальность. Никакие силы не смогут его из неё вырвать.

Впрочем, этого и не нужно делать. И в идеальном мире, как и в материальном, человек создаёт свои ценности, которыми пользуется человечество. Поэтому творец живёт с чувством исключительного долга, владеющего его судьбой. Он ощущает себя ответственным за каждого, кто ступает на порог его мира.

Несколько лет назад я, врач, занимался сначала лечебным, а затем эстрадным гипнозом. Однажды меня пригласили для того, чтобы я загипнотизировал молодую девушку. Это было зачем-то нужно её молодому человеку. Я усыпил её, для наглядности показал ему каталептический мост, потом вывел из глубокого транса с тем, чтобы она во сне могла отвечать на вопросы. Молодой человек стал спрашивать о том, что она видит сейчас в хижине, затерянной где-то в горах Непала. Там, по их словам, живёт пророк буддист, и парень через девушку задавал ему вопросы. Она же рассказывала то, что ей "говорил" тот далёкий пророк.

Для меня эта сцена была бесплатным театром. Я не верил не единому слову этих пророчеств, внутренне смеялся над их "представлением". По окончанию сеанса я вывел девушку из транса и разбудил. Перед уходом спросил, чем они занимаются и на что живут?

"Я — мистик, — отвечал парень совершенно серьёзно, — а живём мы, как буддийские монахи, на подаяния друзей".

Мир, в котором они жили, был для них совершенно реален. Вот что пишет Д. Андреев о Лермонтове: "Лермонтов — мистик по преимуществу. Не мистик поздней, истощившейся культуры, а мистик милостью Божьей; мистик потому, что внутренние его органы — духовное зрение, слух и глубинная память, а также дар созерцания космических панорам и дар постижения человеческих душ — приоткрыты с самого рождения, и через них в сферу сознания просачивается другая реальность: реальность, а не фантастика".

Это именно то, о чём я говорю. Созданный — кем? Творцом? Природой? — мир для нас также реален, как реален идеальный мир человека. И через эту вторичную мистическую реальность, просвечивает реальность Божьего мира, в котором мы живём.

Но что же это получается? Я, атеист, начинаю называть эти покрытые молодой листвой тополя, и эти дома, что видны из моих окон, и серое петербургское небо Божьим миром…

Никуда не убежишь от идеи Бога. Но если Бог — высшее духовное начало, наш Создатель, то я должен быть благодарен ему за всё, что вижу из своего окна. А если я ему благодарен, значит, начинаю его славить. Этим создаю свой новый идеальный мир — мир моей личной религии.

В этом маленьком несовершенном мире я не смогу создать ничего, кроме молитвы, а в том, атеистическом, в котором живу, могу ещё что-то сделать — помочь близким, написать книжку, любить жену. Религиозный мир может сделать меня фанатиком и подавить мои теперешние ценности, от которых я не могу и не хочу отказываться.

А, может быть, я просто боюсь этого нового для меня мира? Ведь в привычном реальном я чувствую себя достаточно устойчивым: от обязанностей не убегаю, живу по совести. Или почти по совести. Но это "почти" всё и разрушает. Выходит, что реальное и идеальное, проникая друг в друга, ослабляют и то, и другое. Однако и жить друг без друга не могут.

4 сентября 2008 года.

Когда начинаешь видеть полное единство противоположностей, кажется, что в жизни уже делать нечего. И всё же остается вопрос — какое рассуждение точнее: "Всё рождается, чтобы умереть" или "Всё умирает, чтобы жизнь продолжалась вечно"?

В первом ощущается только земное, во втором же — нечто приближенное к вечности, к вечно живущей Вселенной, к всеобщему разуму. И тут уже — один шаг до веры в Бога. Ведь если вечность "вечная" и разум "всеобщий", понятия уходящие за пределы человеческого понимания, то не проще ли назвать это нечто Богом?

Человечество так и сделало, и тем самым достигло недостижимого на земле счастья. Мнимого, конечно, но хотя бы такого.

Вера в Бога смиряет гордыню разума и успокаивает вечную душевную тревогу, зовущую человека к действию. Снять хотя бы на время тревогу и сомнения человеку кажется благом, и за это утешение он начитает благодарить Бога. Бог ему кажется добрым в отличие от Природы, которая нам представляется безразличной.

Но для многих, в том числе и для меня, Бог и Природа всегда были синонимами. Но вдруг сегодня я увидел различия: из Природы мы почерпнули инстинкты, а из Всеобщего разума черпаем творчество. Ведь недаром поэты "слышат небо", уверяют нас, что только записывают надиктованное свыше.