– Значит, Улаф Янсен… он был кто? Твой дедушка?

Эва посмотрела на него долгим взглядом. Потом сказала без всякого выражения:

– Нет, Дон. Улаф Янсен – мой единственный брат.

– Что?! Как это…

Старая черно-белая фотография. Женщина среднего возраста с плотно сжатыми коленями. Надпись светилась в памяти, как загадочные слова на вратах Вавилона.

– Последний раз я видела Улафа, когда мне было одиннадцать лет, – сказал Эва.

– Ты его видела! – в отчаянии воскликнул Дон. – Но он же покончил жизнь самоубийством сто лет назад!

Эва кивнула. В углах рта у нее появились горькие складки. Дон почувствовал, как к горлу подступает дурнота. Он закрыл глаза.

Пришел Литтон и уселся в кресло. Посидел две минуты и знаком попросил Эву подойти.

– Su amigo puede tener quince minutos.Твоему другу на сон дается пятнадцать минут, не больше. Потом придется его разбудить. Операция начинается. Мы и так опаздываем, ты это знаешь лучше меня.

– Операция… – простонал Дон, не открывая глаз.

– Догадываюсь, что вы немало удивлены, сеньор Тительман?

Старик достал из серебряного портсигара еще одну сигариллу и постучал кончиком по столу.

– Я обещал моей дочери дать вам пятнадцать минут передышки в качестве благодарности за ваши услуги. Но лучше браться за дело немедленно.

– Вашей дочери? – Дон окончательно растерялся. – Эве? Услуги?..

Агусто Литтон раскурил сигариллу и еле заметно кивнул. Дон посмотрел на него, потом на Эву, и ему показалось, что он идет на дно.

– Ну что, сеньор Тительман? – спросил Литтон, выпустив колечко дыма.

Наступило молчание. Эва села рядом с ним, взяла под руку и ласково помогла принять сидячее положение. Литтон начал нетерпеливо барабанить пальцами по ручке кресла.

– Эва, что за смысл…

Ее взгляд заставил старика умолкнуть. Она заставила Дона отпить еще немного водки.

– Так вы… – Дон тщеславно решил, что он сможет закончить вопрос, но ничего из этого не вышло.

Он еще немного подумал, ища формулировку.

– Так вы и есть Янсен? Тот самый норвежец, который похитил у Стриндберга крест и звезду? Убийца Андре?

Литтон неприязненно уставился на него.

– Отец? – Голос Эвы.

Лицо Литтона погрустнело.

– Да, да… – вздохнул он наконец. – Это правда, сеньор Тительман. Когда-то меня звали Янсен. Но эта фамилия стала со временем… как бы это сказать… эта фамилия стала балластом. Я был вынужден полностью порвать с прошлым, иначе не смог бы открыть дело.

– И почему же вы выбрали фамилию Литтон?

Старик поднял голову и закатил глаза:

– Сеньор Тительман, советую вам подумать о времени. Мы каждую минуту удаляемся от указанной лучом Стриндберга точки.

Дон поставил рюмку на стол и больше не сводил с нее глаз. Он чувствовал настоятельную необходимость найти хоть какую-то неподвижную точку в рушащемся мире.

– Значит, вы приходитесь Улафу… то есть вы утверждаете, что покойник, найденный в шахте, – ваш сын? Тот, что умер в 1918 году?

– Да… но что касается моего сына, мне не хотелось бы… это ведь не имеет прямого отношения…

Старик посмотрел на Эву. Та была неумолима. Она строго уставилась на отца – рассказывай все, как было.

– Улаф… да, Улаф… я и в самом деле любил мальчика… но…

Голос Литтона неожиданно сорвался. Казалось, он сам удивился своей слабости.

– Ты обещал, – жестко сказала Эва.

Старик затянулся несколько раз подряд, и его окутало облако желто-серого дыма. Он помолчал, видно было, что он пытается справиться с нахлынувшими воспоминаниями.

– Мой Улаф, – прошептал он наконец. – Он родился в конце семидесятых. Уже подростком он научился метать гарпун лучше, чем я или мой отец. Три поколения китобоев… вы-то хоть можете представить, что значит работать на море вместе со своим сыном?

Он закрыл ввалившиеся глаза. Голос его окреп.

– У нас были баркасы на Луфутене и на Свальбарде. Маленькая фирма, еле-еле сводившая концы с концами. Когда в девяносто пятом умер отец, денег почти не осталось. Мальчику тогда было всего семнадцать…